На краю Земли я ждал прозрения.

В дымном тумане, в средоточии миражей, в зыбком, неясном сне.

И тот, кто шёл со мной рядом, был тихой безмолвной тенью, и я не знал,
существует ли он, или он тоже сон, одна из сотканных мною - для меня? -
иллюзий…
порождение неведомо чьего странного разума.

Как и я сам.

На краю Земли я ловил мелодии и пропускал шелковистыми
дымчато-серыми лентами меж пальцев… они ластились к коже,
как бесплотные жадные змейки, приникая к теплу…
и я никогда не знал, останутся ли они или обратятся в ничто - в холодные
зимние тени… тени музыки. Души неспетых песен.

Когда-то давно я был ловцом музыки снов.

Привратник у врат Сути…

Так давно, что забыл об этом. Забыл себя… и лишь краем памяти
знал, что я был… иным.
И погружал кончики пальцев не в тени мелодий - в синие струи огня…
в лиловость времени… во всецветную тайну Вечности…
в алое море мечты.
Грёза о мире Грёз… Полёт в бескрайнее.

Я знал, как слушать сонату Тишины.

Мои губы скользили по бархатной прохладе… Её кожи, нежных и нервных Её рук…
а когда она обернулась, я утонул в бархате её глаз, в лёгких тихих слезах,
из-под ресниц - неверное, морское,
и через миг - уже лёд аметистов… и сумрачная мгла забвения…
и итога. Итога всего…

И на краю земли, погасший и непомнящий, я знал лишь реальность
иллюзорности,
веря лишь снам… и её ускользающим шагам,
в далёком Ничто - дыханию в моих волосах, странному осеннему смеху…
запах огня, запах ветра, запах моря. Кем был я… и кто была
и есть ты - снова и снова убивающая меня, чтобы увести за грань -
к моей памяти, к моим песням, к моему сердцу.

На краю земли, на краю над обрывом Вечности, я грезил о том, как снова
услышу твой смех

… на краю… я грезил о Тебе.

запись создана: 27.08.2009 в 22:00

@темы: кружева слов, цвет настроения, Demonic Kingdom, Смерть Повелителя снов

---

    «... Как выяснилось, зря - она сразу же меня заколдовала.
    По-другому не объяснишь. ... Заклинание и знак вытеснили из головы все мысли, кроме одной: смысл моего существования в том, чтобы повсюду следовать за этой женщиной, даже если это будет стоить мне жизни.
    ...
    - Джозеф, иди за ним, - обратилась она ко мне. - Оставайся там, где укажут. Если ослушаешься, я расстроюсь.
    При мысли о том, что она расстроится, сердце облилось кровью. Буквально. Как будто нож воткнули. Ни за что на свете не огорчу госпожу, буду ждать, не сходя с места, до скончания дней!
    ...
    Интересно, почему убивать меня надо именно там? При этой мысли крошечный Джон Харкер завопил, зарыдал и забился в истерике, пытаясь докричаться до большого.
    Большой «Я» тем временем спохватился, что госпожа Индиго могла вернуться и увидеть, что в каюте меня нет. Мысль о том, что она огорчится, отозвалась невыносимой щемящей болью. Я встал навытяжку у входа, надеясь, что госпожа скоро придёт, потому что без неё жить незачем».

(с) Нил Гейман, Майкл Ривз. «Интермир»

@темы: книжное, цитаты, пирожки с котятами

---

    Маня выкладывает на стол листок бумаги.
     - Вот Меля Норейко принесла. «Страдалица Андалузия». Роман.
     Маня читает вслух роман, написанный Мелей на одной страничке, вырванной из тетрадки:
     - «Жила-была одна девушка. Ужасная красавица! И звали ее Андалузия. А пока маленькая, - то Андзя. И к ней посватался принц, - тоже красавец. Его звали Грандотель.
     Они поженились. Но он оказался очень противный. Во-первых, пьяница. Во-вторых, злой-презлой. Дрался каждый день, а как, бывало, напьётся, так хоть беги вон из дома! И, в-третьих, ужасно расточительный. Другой что заработает, то в дом несёт, а этот принц Грандотель всё из дома таскал.
     И бедная Андалузия была несчастная страдалица.
     В один прекрасный день принц Грандотель забрал из кассы всю выручку (они в Ковно торговали папиросами) и пошёл в кабак и ужасно там напился. Пьяный, полез в драку; его забрали в полицию и посадили в тюрьму.
     После этого несчастная страдалица Андалузия уже больше никогда, никогда не выходила замуж...»
     - Всё, - говорит Маня, дочитав «Страдалицу Андалузию».
     Тут из соседней комнаты раздаётся голос папы. Он, оказывается, лежал на диване и слушал всё, что мы читали.
     - Девочки! - говорит папа. - Я тут нечаянно услышал эти два произведения. По-моему, это бред. И знаете, что самое плохое? Это печальный бред! Был когда-то, очень давно, Гиппократ - великий древний философ, «отец медицины». Так этот Гиппократ писал: «Бывает у больного бред весёлый. Это неплохой признак: такой больной ещё может выздороветь. А бывает бред печальный, мрачный - это плохо: такой больной почти наверное умрёт». Эти рассказы, что вы здесь читали, - мрачный бред...
    
    (с) Александра Бруштейн, «Дорога уходит в даль»

Роман в комиксах «Страдалица Андалузия»
    

@темы: книжное, цитаты, пирожки с котятами

---

«Как надоели мне несносные ханжи!
Вина подай, саки, и, кстати, заложи
Тюрбан мой в кабаке и мой молельный коврик;
Не только на словах я враг всей этой лжи»

(с)лучайная цитата от Омара Хайяма

«Я вообще не любитель давать гарантии, поскольку в лучшем случае это – просто враньё, а в худшем – успокоительное враньё!»

(с)лучайная цитата от сэра Макса

@темы: Омар Хайям, вся жизнь - игра, книжное, сэр Макс

---

Вид: Кото-ёжик овцепикский
Класс опасности: отходчивый кракозябрик
История открытия: Кото-ёжик овцепикский был обнаружен Марком в захолустном местечке под названием Кукарямба несравненным летом 2013 года. Вид назван в честь вредной псицы исследователя. Основным ареалом обитания животного являются очешуенные дюны Dexter. Хотя небольшие привлекательные популяции встречаются и в комментах графоманов ГП.
Необычные свойства этого вида проявляются при солнечном контакте с абажуром. Если такой контакт допустить, Кото-ёжик овцепикский начинает превращаться в убийственный ананас, что, в свою очередь ведет к тому, что все серые клеточки в радиусе 648 километров начинают бесконтрольно спасать вселенную. Это может привести к невербальным истерикам в фандоме Witch и спонтанным овациям у ньюфагов фандома Sherlock.
Единственная слабость данного вида - Superman Косички Торина Дубощита. Поэтому в случае возникновения экстремальной ситуации рекомендуется вызывать решительный десант шипперов из фандома Хоббит (группа дельта-6) для нейтрализации экземпляра.

fandom HP

@темы: няшность, вся жизнь - игра, пирожки с котятами

---

Получить свое послание

@темы: тестик, вся жизнь - игра, сэр Макс

---

    
    Небо надо мною, так высоко. Прозрачное, сказочно-синее. И ничего в мире, ничего. Только я и далёкое небо. И паруса. Странные, прекрасные, причудливые крылья, раздуваемые ветром. Алые на лазурном, белоснежные на золотом... облака.
    И лепестки цветов. Я лежу на тёплой земле, и чьи-то тёплые руки держат меня, травинки качаются, шёлком касаясь лица, лепестки кружатся в танце с ветром. Свиваются в жемчужно-розовый дым, и ветер уносит их в небо... как мою душу, медленно распадающуюся на тонкие осколки, лёгкие жемчужные лепестки... и запах роз кружит, и кружит, уносит. Ветер.
    
    ... и просыпаюсь. Точнее, оживаю. Точнее, это она резко выдёргивает меня из сна... понятно, какая радость играть с кем-то, висящим без сознания.
    Висящим на чём-то с шипами и таком ледяном, что сводит зубы. Но я не чувствую... нет, я просто знаю. Всё изменилось. Ощущения изменились. Я знаю, что мне больно, но это перестало быть важным. Не могу произносить слов, но мысленно говорить или молчать - легко. Думать для себя одного, думать для неё, как пожелаю.
    И глубоко, глубоко внутри, для всех неслышимо, тайно, касаться огня.
    - Вы умираете, милорд. Ваше тело не предназначено для той силы, что в вас поселилась. Часть ваших нервов и разум функционируют лишь потому, что всё остальное почти не живёт. Но разрушение не прекратилось, только замедлилось. По сути, вы уже мертвы. Стоит выпустить вас отсюда или позволить вам чуть больше быть человеком - и ваша смерть будет неизбежной. И очень мучительной.
    «Вряд ли более мучительной, чем необходимость слушать этот мерзкий голос».
    Её ярость похожа на пронзительно-острый удар плети из едкого, колючего льда. Оковы вплавляются в руки и дёргают их в стороны. Я рассмеялся бы, если бы мог дышать. Какой смысл усмирять болью того, кому она безразлична?
    - Дерзость не приведёт к тому, что я убью вас, не надейтесь. Но я верну вам способность ощущать. Отчасти.
    И огонь вырвался из клетки и вцепился в меня. Неукротимый. Яростный. Как та собака, давным-давно... мы были детьми, собака была больше нас и казалась больной: шерсть вздыблена, хвост странно опущен, и глаза у неё были затуманенные, безумные; я слышал страх брата, и собака слышала тоже, и это злило и тревожило её, повергало в смятение... как сейчас что-то повергает в смятение огонь. И я потянулся к нему, сознанием, сердцем и всем, что осталось от тела, полностью открываясь ему, без слов ласково говоря: тише, тише, иди ко мне, мой хороший. Тогда с собакой это помогло: она успокоилась. И туман из её глаз пропал. Правда, от отца мне потом досталось, потому что брат сказал ему, что я гладил бешеную собаку... он не хотел мне плохого, просто испугался. С ним тоже надо было вести себя так: осторожно, без громких звуков и резких движений.
    Как и с огнём. Миг назад он бушевал, пытаясь прогрызть себе путь наружу, а теперь... он словно утешал. И всё глубже и глубже проникал в меня, в мою сущность, мою душу... я задохнулся бы от дикой смеси боли и ошеломляющего наслаждения, но лёгкие, кажется, сгорели, и я отстранённо радовался, что в этом причудливом месте дыхание мне не требуется.
    Не осталось иной реальности, кроме нас двоих - меня и забирающего всё больше огня, не было никого, ничто не было важным. Где-то снаружи голодное существо бесновалось в бессильной злости, и где-то ещё, далеко, кто-то беззвучно плакал обо мне, кто-то по неведомой причине за меня безумно боялся... Ах, всё равно. Я кружился в танце с огнём. В прекрасном, страстном, безудержном танце...
    Выжигая. Переплавляя. Суть огня... Уничтожение в торжестве красоты. Испепелить... но потом, быть может... из пепла ты возродишься. Но неважно. Неважно всё... кроме пламени: цветка и чудовища... и возлюбленного. Возьми меня, любовь моя, тебе доверяюсь... и завладеваю тобой... твой повелитель. Твой. Навеки.
    Моя любовь... моё оружие. Господин мой.
    Смешно. Как фальшиво, как высокопарно. Нет тебя. Нет меня. Есть просто... сущность Огня.
    Он поднимался, струясь, в немом ликовании, всё выше и выше. Окутывал меня мантией золотого и алого, смеялся, звал. Он тосковал без меня, так долго, много дней... столетий?.. замерзал в пустоте, одинокий, потерянный. И найдя, безудержно наслаждался теплом, и не собирался отпускать, смиряться, щадить. А разве я, прежний, тот обращённый в пепел человек - пощадил бы? Я отказался бы?
    Выше. Выше. Алое, пурпур, багряное, золото. И ничего, кроме танцующих лепестков, кроме бьющихся на ветру тысяч оттенков пламени. Я не мог уже ни слышать, ни смотреть; лишь его я осязал и видел... и когда он зазмеился, забирая и даруя последние капли, прямо у моих губ, я вдохнул его и поцеловал. Мы соединились в поцелуе неразрывно... мы - я - изнемогал от мучительного, всепоглощающего, запредельного счастья. Я ничего не знал о том наслаждении, что дарит слияние тел, и понимал, что наверняка уже не узнаю... но если это хоть на малую долю схоже с тем, что сейчас испытывал я, - неудивительно, что в сказаниях и балладах люди из-за этого теряли покой, теряли рассудок, самих себя, предавали и умирали. За соединение с моим огнём, за бесплотный испепеляющий наш поцелуй я мог бы стократно и радостно умереть.
    - Воистину извращённое создание, - произносит её голос со смесью брезгливости и удивления.
    «Сочувствую. Очень правдивая самооценка».
    Теперь она бьёт чем-то тяжёлым и ржавым. От её ярости всё становится зыбким, плавится, тает. Смешно, который раз я дразню её, и она снова на это ведётся. Когда нет контроля, воля слабеет. Запомни, подсказывает мой огонь. Да, я запомню.
    Между нами словно обрушивают стену льда, с грохотом отсекая друг от друга, и мы безмолвно кричим от бешенства. Тот упоительный жар... сладость соединения... как она смела нам помешать?!
    Все мои чувства закрыты, скованы. Но зрение по-прежнему не одно: прекрасная женщина, и в то же время - нечто без формы, сгусток живого текучего металла, и в то же время - голод, злость и тоска... по огню, подобному тому, что растворился во мне?
    И она понимает, что я знаю. И это связывает нас. И её гнев обращается в яркую, жгучую ненависть. На грани... с любовью.
    Забавно. До слёз. Плакать мне нечем, и я начинаю беззвучно смеяться. Так куда веселее.
    - Вы любите боль? Не человек и не дитя Силы, огонь с сердцем камня. Уродливая нелепость, какими переполнена вселенная. Но мне вы нравитесь. Пожалуй. Вы знаете, что те трое уже принадлежат мне?
    Не верь, шепчет огонь. Здесь всё пропитано ложью.
    - Интереснее то, что от вас зависит, как я поступлю с ними далее. Любуйтесь, милорд. Вас развлекает вид и чужих страданий?
    Огонь багровеет и гаснет. И боль хватает меня, захлёстывает, оглушает. Так много, что невозможно вынести и выжить, сохранить волю и разум. Издалека, сверху, из мглы смутно видятся силуэты и блёклые потёки пламени на остывших углях.
    - Они выбрали жизнь и великую силу, но вы отнимаете это. Один из них предал всё, что ценил, чтобы спасти вас. Не правда ли, такая глупость заслуживает... смеха? Или равнодушия камня, впитавшего волю огня?
    Мой друг падает, весь в ранах, и зубастая тьма рвёт его на части. Мой брат... истерзанное тело в луже крови и глаза, полные страшной муки. Мой учитель... и весь мой мир... я едва узнаю его. Свежий ветер, прохлада с запахом роз, свобода и небо... нет ничего, остался лишь пепел. И отчаяние, намертво вплавленное в лёд.
    - А ведь они видят вас, милорд. И вы их будете видеть. Всегда. Их, знающих, кого именно им благодарить.
    Вернись, шепчу я огню, умоляю, ну где же ты?! Вернись и забери меня!
    - Оставьте, милорд. У вас лишь крохи подлинной силы. Всю силу я открою в обмен на покорность. Впрочем, вас радует боль. Ну, радуйтесь: те трое будут испытывать её, пока вы не прекратите это. Тот, кому вы так дороги, вечно будет видеть ваши глаза, наблюдающие за тем, как мои слуги насилуют его. Или вам больше нравится смотреть, как это делают с вашим братом?
    «Хватит».
    Тьма трескается, течёт, распадается. С пронзительным звоном рвутся цепи. И бездна пустоты наполняется пламенем.
    «С меня довольно».
    - Впечатляет, - со смешком говорит нежный девичий голос. Но я слышу в нём отзвук скрежещущего металла.
    Пламя переполняет меня, рвётся наружу, изнемогая от желания сожрать всё и всех, обратить во прах, уничтожить. Я не кричу от дикой боли лишь потому, что кричать мне нечем. В глазах сплошные сполохи багрово-алого... но сквозь них я смутно вижу комнату со стенами из зеркал, и никаких ям из чёрной пустоты, и никакой крови. Светлый каменный пол, где я лежу, тонкие нефритовые узоры. Прохлада. Тишина.
    - Не надо сердить меня, Лорд Огня, - неуловимо знакомая девушка не требует, а почти просит. - И всё будет хорошо. Обещаете?
    Глупая, ну как я могу обещать, когда гортань и половина лица сожжены, и вообще я тут умираю, можно мне умереть спокойно?
    Девушка садится на корточки возле меня. Красивая. Её глаза... наполнены беспредельной, мертвенной тьмой. Она улыбается и касается остатков моих губ, щеки, обгоревших волос. Берёт мою руку.
    - Лорду Огня не пристала беспомощность. Огонь прекрасен... и могуществен. И неистов. - Она тихо смеётся. - Вставай же.
    Я послушно встаю. Грязные клочья одежды, невыносимо грязное тело... я брезгливо морщусь и убираю всё это. «Огонь... прекрасен». Встряхиваю отросшими волосами и иду к ним. Спокойные, безмятежные, каждый в своём ореоле пустоты. Брат отрешённо взирает на нечто неясное в тусклом серебре зеркал, и там, в отражении, я вижу его глаза и больше не хочу видеть, они почти такие, как у неё, два озера хищной тьмы. Нер, элегантный, как на приёме, задумчиво любуется то ли кружевом манжета, то ли кольцом с ослепительно ярким, почти золотым бриллиантом, и до меня ему явно нет дела. Учитель равнодушным взором скользит по мне и вновь глядит на королеву. Или сквозь неё. Холод вечных снегов. Заметил ли он меня? А надо ли, чтобы заметил? Не знаю.
    - Ты мой, - лепестком слетает с её губ.
    «Да. Госпожа. Эта партия ваша. И мне обещана сила. Вся сила Огня».
    Но больше я не позволю сломить меня вот так. Если любовь - слабость, то спасибо за совет, я и впрямь сделаю сердце камнем. И никто не причинит боли... тем, кого я люблю... используя меня. Камень. И пламя. А всё прочее пусть растает в огне.
    Нет, я не ваш и ничей. И не давал клятвы. И не дам. Никогда.
    
    ... и просыпаюсь, выдираюсь из сна рывком. Сердце сильно стучит. Холодно. Глаза щиплет от слёз, и я торопливо провожу по ним рукавом: братик говорит, плачут слабые, а слабым следует умирать. Рука вся в крови, я опять во сне кусал её. То ли от голода, то ли чтоб не кричать: это нельзя, никаких звуков, ни шороха. Тех, кто не умеет не кричать, убивают.
    Его нет давно, и мне страшно, и я совсем замёрз. Укутаться не во что, оба одеяла и так на мне. Только там, снаружи, идёт снег, и здесь всё обледенело, и я сжимаюсь изо всех сил, чтоб не касаться железных стенок двух мусорных баков, образующих наше укрытие. «Не скули, могло быть хуже». Его нет, но я слышу презрение в голосе, как наяву. И быстро, беззвучно шепчу: да, братик, я знаю, да. У нас есть это место, почти дом: две стены, которые не размокнут, и ещё одна, хорошая, из камня - настоящая стена, отгораживающая сады от трущоб, и даже крыша: он сделал её, чуточку сдвинув две крышки баков. С улицы кажется, что баки стоят плотно, едва кошке пролезть. Братик как-то умеет это... изменять то, что видится. Но это обман, он тает от пристальных взглядов, поэтому здесь надо быть очень тихим и молчать.
    Сон. От которого я проснулся. Необычный... важный... о чём? Там был брат, и ещё другие, и пламя... Но когда пробую вспомнить, меня хватает алой пастью такой ужас, что всё темнеет, я задыхаюсь, я... тону, падаю... куда-то... в черноту... Джед!
    Я стремительно притискиваю искусанные руки к губам. И тотчас убираю: от вкуса крови накатывает волна тошноты. Я судорожно глотаю. Это я виноват, я не мог есть, и он ушёл искать другую еду, из-за меня, и так долго... Нет. Плачут слабые. А я не слабый, и он сказал, мне уже шесть лет, я не буду скулить. Тем более, он... идёт! Я смаргиваю слёзы и счастливо жду: когда он близко, я всегда знаю. Наверно, потому, что он мой брат.
    Я неслышно пододвигаюсь к щелочке-лазу наружу. Он запретил, но я осторожно, глаза прикрыты, не блестят, меня не видно. Он идёт по проулку, почти сливаясь со стенами, тёмный и лёгкий, как тень. От радости мне тепло. Сейчас он будет здесь, вдвоём не так зябко, и даже если еды нет, всё равно. Он ляжет рядом и обнимет меня. Места на двоих совсем мало, но и хорошо, можно тесно к нему прижаться и спать. Без страшных снов. Когда он держит меня, ничего не страшно...
    И едва успеваю вновь зажать рот: теней становится много. Он шарахается к стене, но поздно. Его уже обступили. Все они больше его: им, наверное, уже десять, а то и двенадцать. Он резким движением бросает на середину проулка какой-то свёрток: чтоб те пошли смотреть, а он убежал бы. Но за свёртком идет один, а его не выпускают.
    Потом... я молчу. Не шевелюсь. Он не велел. Много раз говорил: «Что ни увидишь, замри и ни звука. Стань камнем. Что бы со мной ни было». И сейчас... он не пробует вырваться или драться, сразу падает; так и меня он учил: падай и лежи тихо, тогда им разонравится, и они уйдут. Но эти не уходят. Я должен... вылезти к нему... но он запретил. И всё время, пока они делают это с ним, он думает - для меня: тихо, молчи, не смей шевелиться! Но я и не могу. Не могу... рвануться, помочь... брату, который умрёт. Я знаю. Они бьют не только кулаками, ещё ногами и чем-то вроде палок или огрызков труб. И я слышу, как жизнь тускнеет, вытекает.
    Он спас меня. Когда-то. До него был только голод, грызущая изнутри боль. А потом он пришёл, взял меня и принёс в место, где была еда. И нашёл нам это укрытие. И одеяла. И ночами лежал со мной рядом, крепко обнимая, а когда мне снились страшные сны, он не сердился, а вытирал мне слёзы и тихонько шептал на ухо, что всё хорошо. Будет хорошо. Только не плакать, плачут слабые, а их убивают... А теперь совсем недалеко от меня убивают его. Из-за меня... потому что я не мог есть ту еду... иначе он был бы здесь, а он там, и его жизнь гаснет, а я лежу и не могу... шевельнуться...
    
    ... просыпаюсь. Дыхание рвётся из груди с хриплым свистом: я не дышал. Рука болит, и подушка у щеки влажная... почти не думая, движением мысли, я зажигаю свечи. Подушка и пальцы в крови. Вот же привычка, грызть во сне руки...
    Сон. Про Джеда и серый город. Не впервые, о нет, раньше мне каждую ночь это снилось. Но он был рядом тогда... Я смотрю в потолок - высокий, слегка изогнутый, или мне так кажется... он как небо. Мои покои. Забавно. Тёплая, большая, уютная комната. Всюду шёлк, мех на полу, дорогие нарядные вещи, на столе белая ваза. С цветком. Учитель принёс мне сегодня... первый раз принёс в подарок не свечу. Я удивился, а он засмеялся и сказал, что роза похожа на пламя, она тоже умеет разгонять тьму и столь же прекрасна. Про тьму я не понял, ведь цветок не зажжёшь, он просто сгорит, и всё... но прекрасна - да. Роза очень красивая. Густого, горячего алого цвета. Кажется, что поднести к ней ладонь, и её лепестки согревают.
    Обычно он дарит мне свечи. И изящные чаши и лампы для них. И полочки, куда их можно поставить. Он приносит очередной подарок, а потом долго ходит по комнате, выбирая место. И серьёзно взглядывает на меня, спрашивая: так? Чаще я соглашаюсь, потому что он правильно выбирает. Иногда мотаю головой, чувствуя неловкость, что мне не нравится; но он не хмурится, спокойно кивает и ищет снова. Пока свеча в своём сосуде не оказывается именно там, где нужно. Они в комнате повсюду: на стенах, на столе, на тумбочке у кровати, на подоконниках, даже на потолке в большой люстре в форме диковинного растения.
    Я зажигаю их все, они вспыхивают, каждая своим особенным светом, и темнота уползает, забирается в дальние углы, под креслами, шкафами, кроватью. Но не уходит совсем. Сердце тяжело, неровно стучит. Впервые за много дней в этом доме меня не защищает огонь. В покоях светло, как днём, но я знаю: здесь правит темнота.
    А я один. Своя комната - это здорово, да... до заката. Но ночами мне лучше было с Джедом. Раньше он не выгонял меня, он сам не любит оставаться один ночью. И вообще он меня не выгонял. Он работал, учился, отражал... колдовал, хоть это слово - верный способ его разозлить по-настоящему... а я тихонько сидел в уголке и смотрел. Или читал. Или сворачивался в клубочек и спал на ковре - мягкий, густой, лохматый мех ничуть не хуже постели. Хотя тут, во дворце, и голый пол в коридоре уютнее нашего старого убежища.
    - Теперь ты будешь жить в своих покоях. И спать там. Мы больше не дети.
    - Тебе десять лет, - осторожно говорю я.
    - Именно. А тебе почти восемь, и хватит пустой траты времени. Тебе надо очень много учиться. И тренировать свою силу. А мне - тем более.
    -Но ты учишься, много... и я тоже. Какая разница, где?
    - Разница в том, что наши силы в основе своей слишком разные, чтобы в одном небольшом помещении обе их пробуждать. Твои покои предназначены для Огня. Мои - нет. И это не обсуждается.
    - Но ты же не всё время их пробуждаешь, свои силы, - я отчаянно хватаюсь за соломинки, уже зная, что это впустую, я лишь раздражаю его, он терпеть не может скулёж, выпрашивания, слабость во всех её проявлениях.
    - А надо - всё время. О чём и разговор.
    - Но спать-то тебе нужно. И отдыхать. Хоть чуточку. Я буду совсем незаметно... далеко от твоих зеркал, я не стану играть тут с огнём! Когда я просто тут сижу или сплю, я же тебе не мешаю!
    - Мешаешь, - спокойно роняет он.
    И всё. Дальше приставать к нему бесполезно, только нарвёшься на удивлённый холодный взор и молчание. Молчать он умеет так, что и сам больше секунды не захочешь возле него находиться.
    И он прав, вообще-то. Стыдно пищать и бояться темноты, когда тебе уже совсем скоро восемь, и ты - Повелитель Пламени. И сильнее его, между прочим. Я всегда был сильнее.
    Свечи гаснут.
    И всё, я не могу больше выносить, не могу тут оставаться. Я срываюсь с постели и босиком, кутаясь в накинутую поверх пижамы простыню, ныряю в свой собственный тайный коридор, теневой ход между покоями. Шаг... другой... обычно надо сделать усилие, чтобы пройти, но сейчас я едва замечаю барьер. Сон... во сне. Пропасть, пламя и тьма. Я сделал... я разрешил... что?!
    А разве мало того, что я позволил убить брата...
    Я влетаю в комнату к учителю и вдруг вспоминаю, как однажды вот так же прибежал к Неру, а он был не один... Я замираю. В комнате совсем темно, и я не могу разглядеть... и если он с кем-то, а я уже тут... я растерянно толкусь на месте и понятия не имею, что дальше.
    - Зой?
    Он слегка разгоняет темноту - без света, я до сих пор не могу разгадать, как у него получается.
    - Ты не спишь? - виновато шепчу я.
    Тихий смешок.
    - Сплю. И во сне с тобой разговариваю. Что ты там встал? Иди сюда.
    Все обычные люди, когда их будят среди ночи, вылезают из постели растрёпанными и вообще не очень-то готовыми для выхода в свет. Только не он. Он выглядит так, словно вовсе не спал, а ждал важного вызова. Безупречный. Даже его одежда, что-то мягкое и светлое, непохоже на то, в чём спят... скорее уж, хватают, нет, спокойно берут в руки оружие и сражаются. Или командуют сражением.
    Я неуверенно делаю шаг, но он меня опережает. Подходит сам, сгребает меня в охапку и не очень-то бережно роняет на постель. И закутывает в тёплое невесомое одеяло. И впихивает в руки горячую чашку. Над нею завивается пар... Я глотаю и едва не задыхаюсь: там словно жидкое пламя. Вкусное. Сладость и лёд одновременно... я глотаю всё залпом и пытаюсь дышать, думая, можно ли попросить ещё.
    - Хочешь заболеть? Нельзя лезть в портал без обуви.
    - Ты такой аккуратный, - вырывается у меня.
    Он тихо смеётся.
    - Ты примчался сюда специально, чтобы сказать, что во время внезапного выдирания из сна я аккуратный?
    Я смущаюсь, и в то же время мне смешно. Я едва слышно хихикаю. Он укутывает меня ещё плотнее, не шевельнуться, а сам сидит чуть поодаль, прислонясь к стенке и обняв колени, и внимательно смотрит на меня.
    - Так в чём дело? Что тебе снилось?
    - Серый город. Кэс... милорд учитель...
    - Просто Кэс. Избавь меня от милордов. Тебе часто снится это место. Что теперь напугало тебя?
    - Твоя роза так вкусно пахнет, - невпопад говорю я, и это чистая правда. - Кэс, я... не помешал им... убить Джеда. Я просто прятался и смотрел.
    - А что ты мог сделать? Погибнуть с ним?
    - Я мог вызвать огонь.
    - О да. На ладошке. Я видел твой огонь. Обжигал он только тебя.
    - Нет. - Я сглатываю. Признаться... ему.... или себе? - Я мог сделать его... огромным. Страшным. Непреодолимым.
    - И тех ребят он бы сжёг?
    Я молча киваю.
    - И всех, кто случайно оказался бы рядом? И дома поблизости... с женщинами, которые ждут детей, с младенцами... стариками...
    - Наверное.
    Свой голос я едва слышу. Не могу глядеть ему в глаза.
    - Те ребята пытались его убить. Но они тоже совсем дети. Хотя злые. Жестокие. Или просто такие, какими им пришлось стать, чтобы выжить. Ты в самом деле жалеешь, что не сжёг их заживо? Хочешь этого?
    Я с трудом глотаю солёный комок в горле. Колючий. Острый... как лёд. Он так смотрит на меня.
    - Нет.
    Так холодно, пристально смотрит.
    - Нет. Я не хочу! И не хотел. Я просто... не спас...
    Он ласково касается моих волос. Кладёт руку мне на плечо, и я замираю от счастья: он не презирает меня.
    - Ты не мог его спасти. Это грустно, это больно, но так бывает. Нам остаётся только принять это. И радоваться, что всё обошлось. И что если сил не хватило тебе, то они нашлись у другого.
    - У тебя.
    И дальше я не могу, срываюсь, веду себя жалко, как ненавидит Джед... я утыкаюсь в него с размаху, вцепляюсь намертво, всхлипываю... что-то горит, мне всё равно, даже если я сам, пусть, и так во мне всё пылает...
    - Мне снился... сон, в том сне... от него мне было так страшно... Я что-то сделал, Кэс! Я хотел спасти... всех... тебя... но я сделал что-то ужасное. Непоправимое. Что не прощают...
    Он обнимает меня. И бережно приподнимает мой подбородок, смотрит в глаза. А его глаза... как небо. Туманное... в облаках... рвущихся ветром... свободное. Без конца и края...
    - Ты же не хотел нам зла?
    - Нет... наоборот...
    - Тогда ты не мог сделать что-то по-настоящему злое, - твёрдо говорит он. И едва заметно улыбается. - Я думаю, если искренне желаешь кому-то добра, то истинного зла из этого не получится. Хотя не факт, что сделаешь лучше... А сон ты помнишь? Расскажи.
    - Нет, - шепчу я, умирая от стыда, от жгучей досады, что он такую мелочь просит, он такой добрый, такой чудесный, такой... а я, как неблагодарная тварь, не могу выполнить крохотной просьбы.
    - Ну и не надо, - спокойно говорит он. - И не пытайся вспоминать. В своё время это придёт. Или нет. Но в обоих случаях всё будет правильно.
    Я готов рыдать от счастья и благодарности, схватить его руки и целовать... просто потому, что он такой. Всегда был такой. Всегда делал мой мир тёплым, понятным и ясным. Согревал меня...
    - Я пойду? - бормочу я и начинаю, без всякой охоты, выпутываться из одеяльного кокона.
    - Если хочешь. А лучше оставайся. Хватит с тебя на сегодня порталов.
    - Здесь?.. мне можно?!
    Он снова тихонечко смеётся, опрокидывает меня на мягкие подушки и закрывает одеялом по самые брови.
    - Можно. Спи. И мне бы поспать не помешало. Утихни и не волнуйся... ты не причинишь зла тем, кого любишь. Ничем, совершённым из любви и во имя любви. И не смей сомневаться. Спи... малышка.
    И я умиротворённо, радостно падаю в сон. Медленный, мягкий, глубокий. Но только на грани... я вижу... он сидит, обхватив руками колени, и не сводит с меня взгляда - тяжёлого, тёмного. Взгляд, в котором нет ни неба, ни ветра, ни... доверия. Нет теплоты.

    ... просыпаюсь.
    Странный потолок надо мною. Я словно бы полностью открыт небесам... и плыву. И таю... развоплощаюсь...
    Я слизываю кровь с искусанной руки. Бесшумно, готов поклясться, но он - просыпается. Я вижу его внимательный взгляд в темноте.
    - Что?
    - Тёмный сон, - роняю я. Спи, пожалуйста, спи. Или просто молчи. Не расспрашивай.
    - Расскажи.
    - Я не помню.
    Темно, но я вижу его глаза. Не вижу, но ощущаю. Внимательный, пронизывающий насквозь, холодный и жгущий взгляд. Обнажающий... и я заслоняюсь. Запахиваюсь в плащ пустоты.
    - Если расскажешь, станет лучше. Легче. Ты станешь легче. Ты что, боишься меня?
    Короткий странный смешок.
    - Ты там, в своем сне, меня пытал и насиловал? Если и так, это сон, не более того. Бесплотные игры разума. Рассказывай.
    - Не помню, - чуть слишком резко говорю я. - Но вряд ли там были подобные сцены. Не для меня удовольствие. Прости, что разбудил тебя. Спокойной ночи.
    Он молчит, ложится и почти сразу начинает дышать ровно, сонно, все мои чувства клянутся: его сознание спит.
    А я... думаю о том, как другой ночью... сидел и смотрел на спящего ребёнка... смотрел издалека, из безжалостно-белой тени, сам на себя... и видел смерть. Не ту, спасительную, глубокую, окончательную тишину... смерть души, сущности, всего, что делало меня - мною, делало тем, кто хоть иногда, хоть в грёзах был способен летать.
    И гореть. Разгонять тени.
    И ловить в крылья ветер...

    Кто я - сейчас? И кто тогда рядом со мною?
    

Dark Kingdom - fanart

@темы: книжное, Demonic Kingdom, Смерть Повелителя снов, пирожки с котятами

---

Сие не шутка, а анкета реально существующей соискательницы (донесено до утомлённых Сезоном сослуживцев Доброй Феей в лице нашей кадровички).

Хотите такого продавца (без опыта работы, 37 лет и хочет 30 тыс.)?

Дополнительные сведения
Гражданство: Россия
Семейное положение: не замужем
Дети: нет
О себе: Просьба на размещенное мною объявление обращаться только для приглашения на работу. На работу приглашать только при заключении трудового договора. Если назначаете на собеседование с сотрудником отдела кадров‚ то размещенная мною инфо является достоверной при приёме все документы предоставляются‚ звать просто на меня посмотреть не надо‚ я такая же как вы на лицо и на сработанность. Время собеседование‚ указывать не в 13‚1 4‚ 15 а общее время работы организации и вами в ней как сотрудника с 9 до 18 часов и период времени в которое проводятся встречи с резервируемым персоналом (а именно с 4 октября по 16 октября проводится набор сотрудников в организацию). За работу отвечаю я сама и за приход на собеседование‚ повторно перезванивать с требованием ответа почему не пришла на собеседование не надо. На собеседование свою голову никому не приставлять‚ разводить непонятными‚ обтекаемыми фразами тоже‚ а тем более обзывать‚ что как дура‚ говорить о том что вы всем так тоже нет необходимости. Звонить по присланной от меня анкете и по 20 минут заново анкетировать не надо. При звонке вести себя в рабочих рамках. Просить меня чтобы я вас всех сводила в ресторан‚ и тем самым отблагодарила вас - не надо. В этих случаях звонить не требуется. Спасибо.

@темы: няшность, маразм крепчал..., пирожки с котятами

---

    Хруст бьющегося стекла. Невообразимо острая, разрывающая сердце, тело, память, самую сущность меня в зазубренные, хрустально-алые... осколки... боль. Темно. Мутно. Размываются отражения, тонут, одно в другом, блёкнут, оплывают, как свечные фигурки в огне, растекаются в грязные лужицы воска. Темно. Остро. Не вздохнуть.
    Холодно.
    Спать.
    Нери. Спасибо.
    
    Свет врывался под опущенные веки, жёг, ослеплял. Но я и не хотел смотреть. Что тут видеть? Ничего. Ну пожалуйста, пожалуйста, оставьте меня.
    Её голос, звонкий и саркастичный, рвал в клочки тишину. Как этот слишком яркий свет рвал, отбирал мою тьму, такую мягкую, такую утешительную.
    Я разлепил ресницы и посмотрел. Они всё равно бы меня заставили. А тогда уж лучше я сам. Впрочем, какая разница.
    - При всём сочувствии к столь естественному стремлению, - едва обретя силу, сразу же убивать, - Лорд Иллюзий пока нужен мне. В состоянии достаточно живом, чтобы применять свои таланты. Боюсь, вам придётся смириться с тем, что новые попытки убить его я запрещаю.
    Молчание. Боги, вот оно счастье. Пусть они делают что угодно, и с кем угодно, и обрушат хоть всё мироздание, но только, умоляю, молчат.
    - Вы поняли, лорд Нефрит?
    - Да. Ваше величество.
    - Не огорчайтесь, - усмехнулась она. - Ваша интуиция впечатляет. Исключительно точный удар. И смертельный, конечно. Он жив лишь потому, что я того желаю, а я намного сильнее вас. Чем он помешал вам?
    Повелитель Звёзд бросил в мою сторону равнодушный взгляд и досадливо повёл плечом, словно отмахиваясь от беседы о чём-то абсолютно неинтересном.
    - Он видел не самое удачное из моих сражений.
    Она вздёрнула брови, взирая на него с откровенным восхищением.
    - Вы чудесная находка, лорд Нефрит. Я искренне рада, что вас не пришлось уничтожить. Полагаю, вы не ждали, что я оставлю вашу выходку безнаказанной.
    - Да, ваше величество.
    - Тогда я приятно удивлю вас: сегодня я прощаю. Если не считать наказанием то, что вам придётся его исцелять. И немедленно. Сам он, вашими стараниями, на это не способен.
    - Госпожа.
    Он встал на колени возле меня и коснулся груди... которой, кажется, не было: стал ли я сам собственной тенью, или моё тело и впрямь таяло, обращалось в дым, а в его руке, тоже размытой, неясной, словно сотканной из золотой пыли... билось моё сердце. Очень слабо. Едва-едва.
    И он мог сжать. Совсем легонько. А я мог попросить. И он не отказал бы. Не посмел бы мне отказать.
    Его рука была такой тёплой.
    - Всё же я попытался, - чуть слышно шепнул он. - Извини.
    - Не разговаривай.
    Я уже не видел предметы сквозь нас... и не чувствовал острых лезвий повсюду... только тепло золотого света. И это было глупо, так глупо, так по-человечески: мне стоило жалеть о том, что у него не вышло, и быть может, презирать его... а я просто лежал, наслаждаясь тишиной, и любовался ускользающим мерцанием звезд. Тайна... и недостижимая красота... манящих далёких огней.
    Слишком далёких. И оттого ещё более завораживающих.
    Что осталось мне, кроме грёз...
    И что более реально в этом призрачном, лживом, с упоением разрушающем самого себя, бессмысленном мире?

    Мы стояли бок о бок, молча, холодные, безразличные, запертые каждый в своей стихии, в своей иллюзии силы. Отчужденная, бездонная тьма небес. Пустота и туман отражений.
    И теперь тут были не только мы. И зал изменился: иссиня-льдистые, округлые, словно в пещере, стены; до блеска отполированные чёрные плиты пола. Потолка не было - одна непроглядная темнота. И ветер. Где-то вдали.

    - Вы видели всё, милорд. Полагаю, вы сделали из увиденного выводы, и мне не надо тратить время, чтобы снова, менее гуманным образом, вам объяснять.
    Он едва заметно склонил голову и вновь принялся спокойно созерцать стену. Только слова Госпожи и свидетельствовали о том, что он нас замечает; иначе я мог бы поклясться, что с его точки зрения, он здесь пребывает в одиночестве.
    - Ваша попытка скрывать чувства просто великолепна, учитывая мизерное количество сил. Но такой тонкий щит не продержится и мига, если я пожелаю сломать его. А мысли утаить вы не можете, поверьте.
    Он взглянул на неё и слегка поднял бровь. Я невольно восхитился. Только он умел так выразительно говорить и без слов, и без лишних движений. Сейчас фраза «Поверить - вам?» слышалась ясно, как наяву.
    Я не сомневался: она ему не простит. Он был настолько дерзким и ироничным в этом ореоле невозмутимого молчания, столь явно пренебрегал ею, что она никак не могла подобного разрешить. Но она не сделала ничего. Кажется, она вообще его не трогала. Хотя ему так досталось в бою, что, возможно, она попросту опасалась убить его по-настоящему. Даже не прибегая к зрению зеркал, я видел: как минимум две из его ран смертельны. И я был почти уверен, что стояние на коленях, которому, конечно, полагалось унизить его, на самом деле его радует, поскольку на ногах бы он не устоял, а валяться перед ней на полу себе не позволил бы.
    - Вы всегда поступаете, как находите разумным, - явно развлекаясь, продолжала она. - С принцем вас связывает долг, не более. Долг Меча. Его оружие, не так ли? Но и владельцу меча следует помнить о долге перед своим оружием. Он не помнит. Вы знаете.
    Интересно, есть ли слова и поступки, от которых его непроницаемая маска спокойствия может разрушиться... пока по ней намеренно и жестоко не ударят? И за эти мысли я презирал себя едва ли не больше, чем за предательство.
    - Готовность считать вас изменником отменяет ваш долг. Дальнейшее пребывание на его службе лишено смысла, если нет ни доверия, ни трона, ни повелителя. Я, в отличие от него, умею ценить свои сокровища. А вы истинная драгоценность.
    Меня не оставляло пугающее иррациональное чувство, что они двое слишком хорошо понимают друг друга. Во всяком случае, понимает он. Уж точно лучше меня...
    Впрочем, чему удивляться. Лучше меня он был всегда и во всём.
    - Ваша сила уникальна. Она раскрылась сама и давно... о, поздновато пытаться её спрятать, - она мелодично рассмеялась. - Вы живы, этого достаточно. Вам полагается уже много часов быть абсолютно мёртвым. Но это не вся ваша сила, даже не сотая её часть. Вы ненавидите беспомощность. И всегда делали всё возможное, чтобы не испытать её вновь. И невозможное тоже. Не осознавая сперва... а потом вы заметили своё отличие, вы слишком умны, чтобы не заметить. И чтобы его таить. И использовать. Вы были ребёнком, который рано узнал вкус слабости, беззащитности и боли. И боли душевной, милорд... я вижу вас насквозь. Вы пойдёте далеко, чтобы защититься от чувства своей ничтожности, от унижения. У меня вы будете почти тем же, кем были у трона своего принца. Впрочем, нет. Неизмеримо большим.
     - Или что? - негромко проронил он.
    Она вновь засмеялась, словно услышала от старого друга особенно удачную шутку.
    - Кроме всего, что вы наблюдали? О, немало... и главное, долго. И конечно, это увидят. Смею заверить, увидят очень многие. Скажем так, вы станете главным блюдом в списке развлечений моего королевства.
    - Пошли её к чёрту! - отчётливо и едко произнёс хрипловатый голос. Я едва не вздрогнул: это... обожгло. Как поднесённое к коже пламя свечи. Уверен, Нер ощутил то же самое.
    И кажется, нечто похожее почувствовала и она. Её ярость была внезапной и слепой, без расчёта, как прежде с нами: сейчас она просто ударила с размаху. Мой брат болезненно охнул, но тотчас проглотил крик. Кровь текла по его лицу, по груди из перечеркнувшей её ровной алой полосой широкой раны, из уголка рта. Глаза гневно сверкали. Мне оставалось гадать, был ли и он здесь прежде и много ли видел... я отчаянно надеялся, что немного. И что он замолчит.
    Но я слишком хорошо знал его. Он никогда не умел замолкать вовремя. Сколько раз я наблюдал его бурные и заранее безнадёжные схватки с отцом. И сколько ему за это попадало... а больше мне, потому что я, как последний идиот, кидался его защищать. Хотя отец и без того считал, что за все выходки младшего его отпрыска отвечать должен старший.
    - Всё, - тихонько выдохнул Нери. - Приплыли.
    - Если не слушать, не соглашаться, мы будем бесполезны, и нас просто убьют в итоге. И пусть, это лучше! Ты не выдержишь... ты себя не простишь!
    Гнев Госпожи сам по себе был пыткой. Я не кричал от боли лишь потому, что вообще не мог ни двигаться, ни кричать.
    - Лорд Джедайт.
    Вот теперь я испугался по-настоящему. Собственно, страха не осталось. И мыслей. И даже зеркал. Одна серая, холодная, парализующая пустота. Нер был рядом, его мерцающее сияние заслоняло меня... только оно позволяло мне стоять и бесстрастно смотреть ей в лицо.
    - Ваш брат ведёт себя недопустимо. Вы должны преподать ему урок послушания. Или это сделаю я.
    Серая пустота мешала мне понимать. К счастью, она же и не давала сотворить то, о чём мы крупно бы пожалели: часть меня, тайная, запрятанная так надёжно, что и сам я о ней не подозревал, была на волосок от дикого бешенства, неистовой жажды крушить и уничтожать... всех. И одна мысль об этом доставляла наслаждение.
    - От вас требуется лишь сплести иллюзию. В дальнейшем я буду не столь великодушна.
    - Госпожа. - Я с усилием вырвал из оглушающего серого тумана нечто важное. И даже сумел с похвальным равнодушием это сказать: - Боюсь, сейчас мои силы почти иссякли. Мне очень жаль. Ваше величество.
    - О, верно. Благодаря очаровательной импульсивности Лорда Звёзд. Справедливо, если он вам поможет, не так ли?
    Взрыв отвращения хлестнул меня, как плеть, и вмиг укрылся золотым мерцанием. Впервые Нер не сумел сдержаться.
    - Войдите в его сознание, лорд Джедайт. И пейте. Представьте, как его энергия течёт к вам. Направляйте этот поток.
    Направлять мне почти и не пришлось: едва он понял, что никого мучить, ни наяву, ни иллюзорно, его всё-таки не заставят, как швырнул ко мне всю свою силу сам. И едва не утопил меня в ослепительном, колючем, ледяном огне. Я задохнулся и наконец-то с грохотом обрушил барьеры, отсекая его от себя. Непривычная, чуждая сила струилась во мне... это было невыносимо и восхитительно. И для меня слишком. Я едва удерживал её.
    Нер пошатнулся и, не таясь, прислонился ко мне, как к опоре. Бледный до прозрачности и лёгкий, как ветерок: я едва ощущал его. Похоже, он отдал мне всё абсолютно. Глаза его невесело смеялись.
    «Чёрт бы тебя побрал. Это больно. Как ты управляешь этим?»
    «Ещё не знаю. Прости. Сделай то, что она хочет. Лучше ты, чем она».
    То, чего она хотела, сделать я не мог бы при всём желании... в её сознании - в той части, что раскрылась мне, - теснились одновременно десятки образов, непереносимо тошнотворных картин, по людским меркам - самых изощрённых и жутких пыток. Но в то же время я ощущал, что ей вся эта мерзость пытками вовсе не кажется, не более, чем нам - посещение ресторана. И вместе с тем её... соратница? Носитель? Жертва?.. прекрасно понимала, что происходит. И отчасти ужасалась глубоко в душе, так глубоко, что сама вряд ли сознавала... а явно, снаружи, она радовалась. И от этого было особенно страшно.
    Странная неукротимая сила Нера позволяла соткать несколько иллюзий одновременно, но они вышли нечеткими, грубыми... однако если учесть, что то были иллюзии горящих хлыстов, бьющих моего брата, вряд ли мне стоило огорчаться из-за их неубедительности. Но его они, кажется, убедили: весь он передёрнулся, его лицо мучительно скривилось; потом он слабо застонал... а я только теперь понял, что не сам я контролирую происходящее, Госпожа управляет мною, как инструментом, и боль, которую он испытывает от иллюзорного наказания, для него реальна. И я уже не мог прекратить. Хлыст обратился струей раскалённого жидкого металла и обвился вокруг него - раз, другой, третий... Я слышал скрип зубов застывшего рядом Нера. А братишка не кричал: он как-то глухо, по-звериному, хрипел, закрыв глаза; по его щекам катились слёзы. Огонь ластился к нему, вплавлялся в кожу, в нервы, в самую суть... Это уже делал не я, да и не Госпожа, насколько я видел; что-то вышло из-под контроля, хищное и обезумевшее от голода, и вгрызалось в него. Подчинить эту силу я не мог, сама её природа яростно противилась моей власти, и она металась по залу свободно и беспорядочно, как сорвавшийся с привязи бешеный пёс. А моих собственных сил почти не было.
    Почти... но нет, ведь зеркала... кругом - во мне - и каменные плиты с рваными завитками узоров... что появились, когда она дала ему имя, зелёные тонкие линии, фракталы без начала и конца, бесконечность сама в себе...
    - Я соглашусь повиноваться вам.
    Отражение, где был лишь мальчик в цепях и темнота, полная чудовищ, с треском разбилось. Поток вишнёвого пламени сник и погас, обратился хлопьями бурого пепла под пеленою льда.
    Наш наставник и мастер меча, по-прежнему непроницаемый, смотрел на повелительницу холодно-снежным взором.
    - Я дам клятву верности при одном условии. Вы отдадите мне мальчишку.
    Она разглядывала его с живым интересом.
    - Что вы будете делать с ним, Лорд Льда?
    - Всё, - спокойно ответил он. - Что пожелаю. Но он будет полностью мой. Условие вам подходит, ваше величество?
    «Я убью его. Если он только посмеет, если... этот...»
    «Тихо, Джед. Он умничка. Не встревай».
    - Забирайте, - равнодушно махнула она рукой. - Там нет скрытой силы. Люди мне не интересны.
    Сквозь завитки узоров, сквозь переливы зеркал, отражения отражений, тающий дым хрусталя... и дикое звёздное пламя, обжигающий холод небес, чёрный лёд пронзительной пустоты... Огонь. Из глубины... сердца. «Суть пробуждённая станет... непобедимой... неистовой... властью». Властью Огня.
    Ему тогда не было и семнадцати, он был дерзким, насмешливым и отважным. Он сражался лучше меня - он вообще был лучше, ярче, талантливей. И безрассуднее. И мягче, наверное... мне всегда было трудно сближаться с людьми, открываться им, а он легко становился ласковым, как котёнок, доверчивым и ясным. Неудивительно, что его любили. Даже когда он выкидывал такое, что не могло не приводить в бешенство, даже наш суровый, не склонный к сантиментам отец... даже я.
    Он медленно поднялся, опираясь на ладони; затем встал - неуверенно, словно не понимая, отчего это у него получается. И посмотрел прямо на меня... нет, сквозь меня - я знал, меня он не видит, и Нера тоже; только наставника. И наверное, королеву.
    В его глазах полыхало багровое пламя.
    А в следующий миг я едва не закричал во весь голос: «Нет!..» - но всё равно бы это не помогло. Он меня никогда не слушался. А сейчас, думаю, попросту не расслышал бы, вряд ли он слышал и замечал хоть что-то: он был окутан сплошной пеленой бушующего огня. И весь этот океан силы, смертоносной, неуправляемой, выплеснулся наружу. На Госпожу... и на нас.
    Я просто смотрел, не пробуя защищаться. И что сделал Нер, я не успел уловить: его плащ распахнулся чёрным крылом, закрывая нас обоих, а отданная взаймы энергия уже была не во мне, а вокруг нас, смутно мерцающим полупрозрачным барьером. Глаза Нера влажно отблёскивали золотом... и чем-то вроде слёз. Конечно, от слепящего дымного пламени...
    - У него могло получиться, - с ноткой горечи прошептал он.
    - Молчи.
    Захлестнувший комнату огонь собирался в клубок, сжимался, концентрируясь вокруг своего повелителя; но не сам он делал это - он был скорее пленником, лежащим навзничь под куполом из огня, безжалостно распластанным на каменных плитах. Он не шевелился. Но я ощущал в нём что угодно, только не покорность: гнев, и отчаянное, злое торжество, и непреклонность... и твёрдое намерение продолжать. До конца. До смерти.
    Покров пламени скрыл его целиком. Госпожа бушевала. Думаю, лишь звёздный барьер Нера уберёг нас: даже сквозь него просачивалась её ядовитая, рвущая и нервы, и души на части, беспощадная ярость.
    И вся она обрушилась на четвёртого из нас - беззащитного. Даже Лорд Льда, сколь бы много это ни значило, не мог противостоять сразу двум таким сокрушительным атакам... или вовсе не пытался - к его ранам добавились ожоги, сплошь покрыв его подобием чёрно-алых жутких доспехов. Не уверен, что сейчас даже я его узнал бы. Он так и стоял на коленях, но теперь это выходило у него с трудом; я едва улавливал в нём биение жизни.
    И всё-таки старался держать голову высоко. Глаза, блестевшие сквозь пугающую чёрную маску, внимательно следили за её лицом.
    - Не долго ли я жду клятвы, милорд? - её голос стал совершенно иным - не юной королевы и вообще не человека. Так мог бы говорить оживший кусок металла.
    - Сперва условие... сделки, - хрипло выговорил он. С каждым словом его губы трескались и сочились кровью.
    - Сделка отменяется. Речь не шла о Повелителе Пламени. После того, кем он стал и что сделал, он мой. И дальнейшая его судьба не будет приятной и вас не касается. Клянитесь.
    - Нет. - Даже сейчас он умудрялся выглядеть спокойным, собранным, отрешённым. - Я буду вашим всецело. Если только ему не причинят вреда. Никакого.
    Госпожа глядела на него с изумлением. Похоже, такой наглости она просто не могла вообразить.
    - О нет, - выдохнул Нер едва слышно. - Нет...
    «Молчи. Не чувствуй ничего. Сделаешь хуже».
    Мой брат задыхался там, в коконе из огня... и рвался наружу, но она не собиралась выпускать его. И идти на какие угодно сделки. И прощать.
    - Будете моим, милорд? Хранить верность... и выполнять любые приказания?
    - Да.
    Он пытался не обращать внимания на ставший пурпурно-грязным огонь. Мы все пытались. И знали: обмануть её не удастся.
    - Лежать, - обронила она.
    Мы даже не поняли сразу. Наверное, мы оба были слишком изнежены, аристократы, дети придворных... И видеть его, гордого, непоколебимого, образец достоинства и чести, покорно лежащим у её ног, было невыносимо.
    Она вытянула ножку и коснулась носком туфельки его плеча. Светлый бархат окрасился красным. Она улыбнулась.
    - Встаньте.
    Мне казалось, прошёл час, не меньше. Или много часов. Он не только встал, но и распрямил спину - насколько смог. Я слышал отзвуки мыслей Нера: самые непристойные из проклятий.
    - Клянитесь.
    Он молча глядел на клубящийся сгусток пламени, пока тот постепенно не исчез, словно втянулся в лежащую на полу хрупкую мальчишескую фигурку. Повелитель. Живая сущность огня. Я не знал, остался ли он ещё моим братом.
    - Клянусь.
    - Разве так пристало приносить клятву верности королеве, Лорд Льда?
    Опускаясь на одно колено в ритуальном поклоне повиновения, он покачнулся и едва не упал, но удержался. Я уже сам готов был скрипеть зубами и грязно ругаться: я не мог помочь ему, ни подтолкнуть к полному раскрытию силы, ни создать его исцелённое отражение: что-то туманило взоры моих зеркал, не подпускало, отбрасывая то в золотой свет Нера, то в другой, куда более опасный огонь. Возможно, это делал он сам.
     Повелительным жестом она приказала ему встать. И уже своим, девичьим голоском вкрадчиво протянула:
    - А теперь покажите мне вашу верность, милорд. И ваше истинное могущество. Вы в шаге, во вздохе от него... и с вашей гордостью вам, конечно, не требуется помощь. Впрочем, мне сложно понять, отчего подлинный Повелитель Силы не потратит каплю её, чтобы убрать свои раны. Вы же не рассчитывали всерьёз, что у вас получится от них умереть?
    Я уже ненавидел этот чистый хрустальный смех. И верил с трудом, что когда-то, тысячу лет назад, в иной жизни, кто-то с моими именем и лицом так забавно и тайно любил её.
    - Оставьте эти глупости, мой лорд... Первый из Лордов. Вы меня позабавили, это приятно, но хватит. Помните: вы сами зачем-то связали вместе две жизни. За непослушание заплатит он. Желаете терпеть боль - я обеспечу её и второму.
    - Вы обещали, - очень тихо напомнил он. - Ваше величество.
    Колокольчики рассыпались прозрачными каплями хрусталя.
    - Ах, как прелестно. Вы неподражаемы. Вы мне поверили?
    Он закрыл глаза. Лишь на миг, а когда открыл, они были цвета расплавленной и застывающей стали, и весь он чем-то неуловимо стал схож с изваянием, отлитым целиком из металла. Почти совсем сгоревшие светлые волосы серебряной волной рассыпались по его спине и плечам. Мне показалось, он стал выше. А может, просто сумел, наконец, выпрямиться, потому что ни ран, ни ожогов больше не было. И в выражении совершенно ледяного лица - ничего человеческого.
    - Так о доказательстве, - нежно промолвила королева. - И о клятвах. Здесь все не очень-то покорны... пока. Милорд, наказания входят в ваши обязанности. Долг Первого Лорда. Исполняйте его. Один раз - я сегодня склонна к милосердию. Выбор за вами.
    Серая вязкая тишина сгустилась и затопила нас. Мы застыли в ней, как в зыбучих песках, не смея дышать, смотреть друг на друга, даже мысленно говорить. Братишка продолжал талантливо притворяться бездыханным, и я ему завидовал... прикинуться трупом я и сам бы сейчас не отказался. А лучше - невидимым. Неслышным. Ничем.
    А мне не надо и притворяться. Разве я сам не уничтожил себя, когда мог ещё сопротивляться, но по доброй воле склонился перед нею, сам позволил сделать себя её орудием, игрушкой, предателем.
    И тогда именно я... должен облегчить ему выбор. Он не виноват. А Нер и подавно. Никто из них.
    Так не стой, замерев и судорожно прячась в зеркалах. Иди к нему. Сделай этот шаг.
    «Если не слушаться, мы будем бесполезны».
    А ты ведь младше меня. Почему же не я, столь гордившийся своей честью, а ты понял это?
    Я в самом деле готов был шагнуть, но не успел. Даже если бы искры-нити не опутали мои руки... Повелитель Льда не двигался, не глядел на нас, на королеву, на брата; он словно видел совсем иной мир, а всё здесь - живое и нет, люди, битвы и королевства, чувства и события - было ему безразлично. Вокруг него завивался в спираль серебряный ветер. Беззвучный, прекрасный, безжалостный. Он манил. Завораживал. Путы из звездного света впились в меня, не пуская, а меня с неодолимой силой тянуло туда, к нему... Он был очень, очень спокойным, таким холодным, таким далёким. Каждый раз, когда ветер обнимал, будто лаская, своего создателя, его белоснежное одеяние окрашивалось алым, постепенно опадая к его ногам влажными лоскутами, лепестками фантастических снежно-багряных роз.
    «Хватит. О, хватит».
    Нер... или я сам, или застывший на каменных плитах огонь?.. Мерцание, что держало меня, из золотого сделалось мертвенно-чёрным. И в тот миг я знал, кем мы становимся и что с нами будет: лёд и презрение, пламя и тьма, безразличие к боли - своей, потом чужой, чьей угодно... а потом наслаждение. И кроме сотен оттенков тьмы, мы уже ничего не сумеем, не захотим видеть. Мы сами. Не захотим.
    - Он лучше нас всех, - сдавленно прошептал мой друг. - И именно его... она сломает. Джед, - его глаза были полны сверкающей, страшной черноты. - Я не прощу. Вот этого - нет. Никогда. Однажды я достану её. Обещаю.
    Быть может, она услышала. Наверняка. Но наши протесты, угрозы, ненависть, всё это развлекало её и шло ей на пользу: такими мы были понятны. Такими слугами она легко могла управлять.
    - Довольно смело, Повелитель Льда, - она разглядывала его и всех нас с любопытством и насмешкой. - И глупо. Но к счастью для вас, и весьма талантливо. О да, вы подходите мне. Те, что так беспощадны к себе, смогут восхитительно убивать. И вам понравится это. Очень, очень понравится.
    Он был полностью обессилен после всего, что делали с ним и сделал он сам с собою. И ухитрялся держаться так, словно не происходит вообще ничего, достойного интереса, а в этом зале и во всём мироздании есть только он один. И когда я очень, очень осторожно попробовал беззвучно позвать, я не нашёл ничего. Матовая белизна, пустая настолько, что касаться ее было - всё равно, что коснуться голой рукой на морозе куска металла. Он обжигал сильнее огня. Он ужасал... почти так же, как она.
    - Остаётся вопрос, как поступить нам с сюрпризом в виде Лорда Огня. В общем-то, я предпочла бы просто убить. От него нет толку. Он не контролирует себя и не поддаётся контролю. Собственно, он и так уже умирает, его сила изнутри разрушает его. Он исчезнет полностью через пару часов. Без моей помощи.
    Я как будто ослеп и оглох, я был заперт среди сотен собственных отражений, и реальным было одно: её смех.
    - Но с другой стороны, - ласково прожурчала королева, - вы так мило к нему привязаны. Первый Лорд, я окажу вам услугу. Подарок на день вашего пробуждения. Я его не добью. И не дам сгореть заживо. Но разумеется, я не могу позволить существу столь опасному разгуливать на свободе. Лорд Джедайт... вы ведь не хотите, чтобы ваш брат долго, долго горел, не умирая, не теряя сознание... ощущая всё в течение многих часов, дней, лет... верно? Так создайте для него клетку. Там, где нет воздуха, не будет и места для силы Огня.
    «Джед. Что угодно. Сделай!»
    «Заткнись. Ещё слово, и я засуну туда и тебя».
    Пустота. Ей не было конца, и в то же время пространство было крохотным, и тот, кто находился там, не мог двинуться, не задев стен. Но двигаться он и не мог: его держали оковы из тёмного льда, а над его головой и прямо у ног щерилась пустота, уходящая в бездну. Он не мог здесь дышать, но возможно, и к лучшему, потому что дышать ему было бы больно. Если бы я мог остановить его сердце, закрыть сознание... но она бы никогда не позволила. Ему отсюда не выйти.
    Никогда. И я тоже... не перестану быть здесь и видеть это. Где бы ни было моё тело. Что бы ни делало.
    Заложник. Вот так просто, и мы станем такими податливыми, такими покорными. И ей не придётся дважды повторять приказы Повелителю Льда. Ненавижу. Проклятый идиот... как ты мог выдать ей... я не прощу тебя.
    Никогда.

@темы: вся жизнь - игра, книжное, Demonic Kingdom, Смерть Повелителя снов, пирожки с котятами

---

    
    Я не мог возражать, не мог смотреть ей в лицо, не мог даже думать - впрочем, это и хорошо, поскольку думать при ней наверняка было опасно. Я подозревал, что знаю способ укрывать мысли, но его следовало проверить, а время и место вряд ли подходили для подобных экспериментов. Другое сейчас занимало меня: сколь далеко простирается её власть над моей душой и волей? Она в силах сделать тело бессмертным и способным не умирать от пыток; но если она пожелает пытать моими руками других... сумею ли я сопротивляться? А мои чувства, этот ужас, владеющий мною сейчас, видит ли его она? Понимает ли? И если да, то быть может, это-то ей и надо? И я попросту реагирую предсказуемо... и развлекаю Госпожу. Но тогда стоит ли пытаться что-то скрывать? Не безопаснее ли предоставить ей возможность развлекаться?
    Моя собственная безопасность не волновала меня. Я боялся за них. Так боялся, что страх парализовал и движения, и способность рассуждать. Ну нет, это следует прекратить. Мысленно я обратил взор в уходящую в бесконечность анфиладу залов - мягкая, вкрадчивая, синевато-тёмная пустота, состоящая целиком из зеркал. Я был тут защищён. И меня вообще тут не было, это главное. Один из многих, неотличимых друг от друга, несхожих лишь взглядом - но то было столь малое различие, что его вполне можно было назвать совсем незаметным. И уходя в глубину всё дальше... и позволяя уплыть за отражением отражений... там, вдали, я укрыл и страх, и слабость, и узы, что держали меня, делая частью целого, зависимым от боли и счастья моих друзей.
    Это было притворство, не более. Но отлично созданное притворство. Я ведь и в самом деле стал Мастером Иллюзий.
    Но реальность никогда не становится слабее попыток её отрицать. Особенно, когда дело касается любви, ведь она сама по себе - величайшая из иллюзий. И в сравнении с отрицанием реальности такого масштаба все мои усилия были ничтожны, а сам я - всего лишь крохотный, жалкий ребёнок... перепуганный. Слабый.
    Нери. Я звал его так и раньше, или это лишь кажется мне, потому что имя забылось; да и не всё ли равно. Он был моим другом, моим первым и единственным воистину близким человеком - тем, кто близок по причинам куда более существенным и странным, нежели тепло пребывания возле тех, из чьей страсти и соединённых тел мне почему-то довелось родиться. Мой младший брат - с ним я ощущал особую взаимосвязь, поскольку в последние годы мы ещё и стали... не то чтоб друзьями, но это у нас было тоже. Я заботился о нём не только потому, что таков долг старшего; он в самом деле - как личность, а не случайно доставшийся родич по крови - интересовал меня.
    Но Нери был другим. Блистающий, яркий... его переполняло то, чего мне всегда недоставало, умение просто радоваться, не скрывать смеха, желаний, восторга... Он словно был пронизан искрами и разбрызгивал их вокруг, как опьяняющий звонкий фейерверк, как капли радуги. И когда я был рядом с ним, эти капли осыпались и на меня.
    И сейчас он стоял совсем рядом, в цепях, израненный настолько, что казалось, если бы они не держали его, он упал бы. Но зная его так, как знал я, в этом стоило усомниться. Его воли хватило бы на то, чтобы стоять перед врагом прямо, даже за пределами сил человеческих, страдая от самой нестерпимой боли, даже умирая. Откуда он взялся здесь и что творили с ним раньше, я понятия не имел: до сего момента его в этом помещении не было, и я даже не знал, жив ли он... и надеялся, что нет, но разумеется, надежда не оправдалась. И не только я его видел - он тоже видел меня. А прежде? Я страшился посмотреть ему в лицо. Повелительница забавлялась, я чувствовал её скрытый смех, её радость. Обнаружив меня здесь, невредимым и внешне свободным, у её трона... конечно, он должен считать меня предателем.
    Тем, кем я и являюсь.
    - Смелый мальчик. - Она хищно, довольно улыбалась. - Вы любите очень долгие и мучительные пытки, ваше высочество?
    Он не ответил никак, ни единым движением. Казалось, её в его мире вовсе не существует. Глядел он на меня... и я не понимал ни чувств его в мой адрес, ни мыслей, поскольку презрения там не было. Или, быть может, он утаивал его так же талантливо, как и всё остальное.
    - Не следует игнорировать меня, - с обманчивой мягкостью проронила она, и в его плечо вонзилось нечто вроде ножа - чёрный, сверкнувший в полёте луч. На долю секунды я ослеп от его блеска, а потом снова увидел моего друга - стоявшего всё так же прямо, с тем же отстранённым видом. Похоже, ему было скучно.
    Второй чёрный луч-кинжал проткнул его бедро, и он всё-таки пошатнулся, но устоял. Цепи пропали, как и залитые кровью обрывки его одежды. И хотя его губы чуть скривились на миг, но голос звучал ровно:
    - Сражался ты паршиво, Джед. Для Меча не тянет и на троечку.
    Я избегал встречаться с ним взглядом, чтобы не выдать Госпоже слишком много: она могла насмехаться над нами, злобно радуясь его сарказму, готовности верить в предательство друга... но я-то провёл в его обществе больше года. Его слова сами по себе ничего не значили. И он понимал, что я понимаю. Если бы он и вправду обвинял меня, он попросту не стал бы со мной говорить. Ни о чём. Никогда.
    Вспыхнули новые лучи, но теперь они были как будто шире и обросли крохотными шипами: один вошел точно в свежую рану на его плече, другой раздробил колено. Он сумел не застонать, вообще не издал ни звука, но на ногах не удержался. И встать снова шансов у него не было. Из прокушенной губы по его подбородку медленно ползла струйка крови.
    - Смелый... и гордый? - Госпожа рассмеялась. - О, мне нравится. Ты даже не представляешь, мальчик, как легко сломать твою гордость. Не труднее, чем разорвать на кусочки твоё тело - отрезать понемножку, вот так...
    Теперь луч обратился... чем-то вроде чёрной дыры, внутри которой угадывались очертания то ли багровых клыков, то ли языков пламени. Вглядываться в это было невозможно: от дыры веяло ужасом, которого я не мог и вообразить. Чернота наползла на Нера и на миг заглотила его целиком, я едва не задохнулся от тошнотворной леденящей жути... а потом оно пропало. Вместе с правой рукой моего друга. Вместо неё чуть ниже локтя остался уродливый обрубок - выглядело так, словно её не отсекли, а спалили, как свечу, оплавив на месте разреза. Он и прежде был бледным, как смерть, а теперь стал просто серым, глаза запали, волосы прилипли к мокрому от пота лицу. Смотреть на него было страшно. Никто сейчас не поверил бы, что совсем недавно его называли самым красивым мужчиной нашего королевства. От покойника он отличался лишь тем, что дышал. Пока ещё.
    - Твоя выдержка впечатляет, но ты не победишь никогда, - спокойно произнесла она. - Я могу делать это долго. Снять сначала кожу, потом плоть с костей, и так далее. Кстати, ходить ты больше не сможешь. И играть. Без рук это затруднительно, не так ли?
    Вот теперь он вскрикнул, коротко и мучительно: клок зубастой тьмы сгустился вокруг второй его руки и медленно отгрыз палец, потом еще один. На их месте остались белые, острые осколки костей. Госпожу это зрелище явно радовало: она смотрела на льющуюся кровь восторженно, как девочка на новую куклу.
    - Вот видишь, - весело сказала она. - Но ты не умрёшь, не думай. И голос твой я заберу столь же легко. Тела людей такие хрупкие. Сжать горло, смотри... и с пением тоже покончено. Я могла бы просто вырвать у тебя язык, - доверительно заметила она, касаясь его подбородка и оставляя на нём три багровых следа от заточенных длинных ногтей. - Но тогда бы ты не мог говорить. А мне нужно, чтоб ты говорил. Иначе как ты дашь клятву повиноваться? А ты же поклянёшься, мой прекрасный лорд... если желаешь снова быть лордом и прекрасным. И целым для начала. Верно?
    Я смотрел на узорчатые плиты пола, на которых застыл покорным каменным изваянием. На него я смотреть не мог. И убить его не мог тоже. И выпустить из дальнего отражения того себя, который кинулся бы к её ногам, умоляя о пощаде, предлагая свою боль взамен, лепеча и рыдая все те смешные, сентиментальные, безнадёжные глупости, которые её бы, бесспорно, ещё больше развеселили... и ничем бы не помогли. Вероятно, стало бы хуже. Узор был бледный, зеленоватый, несколько простых завитков. Мне казалось, я запомню его навсегда. И до конца жизни, сколько бы лет или веков она ни продлилась, буду видеть его в ночных кошмарах. Тонкие рваные линии, цвета моря в пасмурный день...
    - Не интересно, - бросил он. Голоса я не узнал: хриплый, едва слышный, он мог бы принадлежать глубокому старику.
    Тонкий свист и звук удара. Я заставил себя взглянуть - единственное, что сейчас способен был сделать для него. Хотя было ли ему легче от моего присутствия в роли зрителя на этом спектакле, или я был дополнительным штрихом в картине пытки, лишней каплей боли? Я не знал. Последний удар рассек ему щеку и губы, едва не оставив его без глаза; но всё равно, вряд ли он мог ясно видеть сейчас. И тем не менее, улыбался. Кривая, алеющая кровью ухмылка, на которую у него никак не должно было оставаться сил. А нежное личико королевы из весёлого сделалось почти яростным.
    - Вам не на что надеяться, милорд. Вы готовы на всё ради принца, вашего кузена и друга когда-то, который ни на секунду не вспомнил о вас? Готовы даже превратиться в жалкого калеку, урода, лишенного рук, ног и голоса вдобавок?
    Нер молчал. Да кажется, и вовсе не слушал: он пытался встать. Мне было больно даже глядеть на это, но я не отводил взгляда. Что бы ни говорила повелительница, он не мог упасть и остаться лежащим и униженным... он просто так не мог. И когда каким-то невероятным усилием у него получилось, я почти не удивился. Хотя не сомневался: на его месте ни я, и никто другой, подобного не сумел бы.
    - Вам не скрыть свои мысли, милорд, - с насмешкой промолвила она. - Вы из тех гордецов, что готовы лгать, страдать и сворачивать горы, лишь бы сберечь свою гордость? Но не я, а ваш принц этого вам не позволит. Пожалуй, я отпущу вас... то, что от вас останется. Я даже проявлю милосердие и верну вам подобие связной речи. Но он не узнает вас и не станет слушать. И не пожалеет, о нет. А если узнает, боюсь, вас ждет ещё более жестокое разочарование. Лорд Джедайт! - её голос ударил меня, как хлыст. - Покажите ему. Покажите будущее, которое ждёт его, когда он выбросит в грязь последние силы на попытку спасти его драгоценного принца!
    Солгало ли мне моё новое, неприрученное видение путей, или искусно лгала она, куда более искушённая в наваждениях и коварстве? Но устремлённым в грядущее сквозь зеркала взором я видел абсолютно ясно: она права. Там, вдали, Нер и впрямь получил свободу... но это был уже не он, это вообще едва ли могло называться человеком. Изуродованное создание с невнятным шипением вместо голоса, в грязных лохмотьях, способное передвигаться лишь ползком, как звери... Конечно, принц не узнал его - своего элегантного, изысканного кузена, короля балов, законодателя столичной моды. Да и кто бы мог его упрекнуть? Но права оказалась она и в другом: он не желал ни слушать, ни понимать; он отшатывался с отвращением и уходил... к девушке, в сражение, умирать - я видел много дорог, но ни на одной в его сердце ни терпению, ни сочувствию не было места. Я отчаянно пытался оправдать его, не обращать остатки верности во враждебность... даже когда прозвучало моё имя. И если бы только моё. Кому именно он с такой уверенностью говорил о том, что все мы либо мертвы, и это лучший вариант, либо, разумеется, предатели?
    Там, в отражениях грядущего, глаза Нера были темно-синими, как небо перед грозой, отчаянными и требовательными... и пусть лицо, на котором неистово сверкали эти глаза, было покрыто шрамами и искажено болью, я узнал бы его повсюду. Во всех мирах. Во всех вариантах реальности.
    «Это ложь. Уловки. Обман. Чтобы сломить и покорить нас... его. Это не может быть правдой».
    - Вам понравилось зрелище, милорд? - непринуждённо осведомилась она. Нер стоял прямо, хотя, казалось, каждый миг стоит ему года жизни. - Вы ведь всегда видите истину. Ваш дар, ваше высочество. Или проклятие. Но согласитесь, иногда видеть истину очень удобно. Надеюсь, вы оценили степень доверия вашего кузена и повелителя? Но впрочем, вы не дослушали. Двоих он склонен считать скорее жертвами, а вас ему трудно винить, учитывая его собственное трепетное отношение к трону и ваше происхождение. Он убеждён в измене лишь лорда Джедайта. А вы, дитя королевской крови, виновны куда менее, вы просто не могли не поддаться соблазну... не единственному из соблазнов, - она с ядовитой нежностью улыбнулась.
    «Он убеждён. В измене. Лишь... лорда...»
    - Ваш дар врождённый, ваше высочество. Но он не раскрыт, и вы умираете. Вы же знаете это, милорд. Ваша душа умирает. Тот, кого вы с детства считали другом, разве что не пинком отшвырнул вас, это больно, не правда ли? Смертельно... и так будет. И пока вы - слабый, ничтожный человек, почти обезумевший от боли, вам этот путь не изменить. Хотите сделку, милорд? Здоровье. Сила. Та сила, с которой вы родились, но которая вам недоступна, а я вам её открою. И будущее изменится. И никто с презрением не выкинет вас в канаву. Никто не осмелится - не пожелает - даже не помыслит о том, чтобы презирать вас. Власть почти беспредельная. Сила звёзд. Вы же любите звёзды?
    «Нет. Нет! Нери, ради всех милостивых богов и света... не слушай... Нет. Согласись. Умоляю...»
    Кто-нибудь, пожалуйста, убейте меня.
    - Что нужно вам? - он смотрел на неё в упор, холодно и надменно. Из них двоих... что за воистину предательские мысли... именно он всегда был куда более принцем.
    - Да почти ничего. Вы воин, такова ваша суть. Иногда я попрошу вас воевать для меня. Не часто. Когда суть ваша прояснится, в бою вам не будет равных.
    Его губы, разодранные, покрытые запекшейся кровью, скривились в ироничной усмешке.
    - Всё, что потеряно, к вам вернётся. И намного более того. Сильное, неуязвимое тело. Молодость. Красота. И власть, о которой наяву вы не мечтали - но грезили, о да, глубоко в сердце вы знали о ней, милорд, тосковали о ней, желали. Вы будете слышать музыку звезд. Вы сами станете звездою. Тем, что ваш жалкий кузен не в силах даже представить. Все троны этого крохотного мира - ничто по сравнению с этим. И ради него, неспособного узнать за маской из ран лицо друга детства, вы откажетесь?
    Он смотрел куда-то... в дали, которых даже я не мог ни постичь, ни представить. А потом поглядел на меня. Без интереса, вскользь... его глаза были полны тумана и боли. И звёзд. И так было всегда. Разве я и прежде не замечал этого? Я создал отражение почти инстинктивно, не думая... и ещё, ещё - пока звёздная суть не вспыхнула ослепляюще. И пылало всё, и зеркала распадались, плавились; и он смеялся. Беззвучно. Тайно. Одними глазами. В которых не было больше синевы - золотое, переливчатое, искристое пламя.
    Ран тоже не было, ни единой. Он снова был собою: красивым, спокойным, самоуверенным. Вместо прежней одежды его окутывал чёрный с золотом плащ, тяжело спадая до пола, скрывая руки... пока еще слабые, не до конца исцеленные, и потому он не хотел, чтобы кто-то мог видеть их. О да. Конечно. Гордый. Проясненная суть... звездный сон и дитя небес... Гордость и свет. Способный уничтожать.
    Ярость Госпожи хлестнула меня с размаху, швырнула на камень в бледно-зеленых узорах. Но мне было всё равно, и это был не я, а лишь одна из теней, да и какая разница - Нер уже изменился бесповоротно, и что бы ни делали с ним, с нами обоими, останется пробуждённым.
    - Сделка состоялась, - легко проронил он. - Госпожа. Ваше Величество.
    И так же легко, словно исполняя фигуру танца, склонился перед нею на колено; его губы, по-прежнему скрытно смеясь, коснулись её руки, и тотчас он встал, стройный и грациозный, и шагнул ко мне. И ударил.
    Не по мне, стоящему перед ним, - по самому дальнему из моих отражений.
    Смех. И искры, радужно, звонко, фонтаном. Осыпающиеся осколки зеркал.
    

@темы: книжное, Demonic Kingdom, Смерть Повелителя снов, Голос Звёзд

---

«Бродячие сюжеты путешествуют между Мирами куда легче, чем их сочинители и интерпретаторы…»

(с)лучайная цитата от сэра Макса

@темы: вся жизнь - игра, цитаты, сэр Макс

---

    Убить её было практически нереально. И необходимо. Я не мог оставить это на волю случая и убежать... хотя бы потому, что она мне бы не позволила. Я почти не сомневался, что существо столь древнее и искушённое отыщет нас в любых, самых дальних мирах, и даже на грани - о нет, я не верил, что грань защитит нас. Но в это верил Джед... возможно. Я никогда не знал в точности, что на самом деле он думает. Как бы то ни было, вера Мастера Зеркал - пусть даже иллюзорная - уже стоила того, чтобы начать игру. Знал ли кто-то, кроме меня, кем в действительности был Мастер Зеркал, чем являлась и на что была способна его странная, тающая в полутьме отражений сила? Догадывался ли он сам, что от создания иллюзий лишь шаг до создания... всего. Миров. Реальностей. Судеб. Джед, который не умел воевать... еще бы он умел. Он был Творцом, Создателем; как мне была неподвластна и враждебна вода, так ему враждебно было любое разрушение. И простейшим способом погасить, уничтожить эту силу было - заставить его убивать.
    Знала ли Госпожа? Быть может. Я не удивился бы.
    Недаром она с таким упорством швыряла его в сражения.
    Что знал Голос Звёзд, я даже и не гадал. Он был в такой опасности всё время, настолько под прицелом, что и мысли о нём, мне казалось, могли погубить его. Плохо было уже и то, что я не мог оборвать нашу связь; теперь, обретя подобие звездной вуали, - особенно. Лишь спрятать, укрыть за притворной ненавистью. Ненависть - чувство неистовое, способное заглушить любое тепло. Но я вовсе не был уверен, что ненависть ложная в силах убедить Госпожу... заслонить ослепительное сияние звездного шлейфа.
    Когда нам следовало быть втройне осторожными и взвешивать каждый шаг, мы утратили даже подобие здравого смысла. Мы словно перешли ту черту, за которой попросту нет места страху: он терзал нас слишком долго, слишком безжалостно, и в итоге выжег, вытравил из нас саму способность чего-то бояться.
    Только Кэс не лишился спасительного умения испытывать страх. И только его я мог оставить жить... на какое-то время. Ради него я надеялся, что - недолгое.
    И, конечно же, у меня не вышло. Столько размышлений и блестящих догадок, столько прекрасных планов. И в итоге один - безупречный. Игра ва-банк. Именно то, что лучше всего мне удавалось. То, что я так любил всегда... И проиграл. Мне казалось, Джед в своей хрустальной могиле тихонько надо мною смеётся. Повелитель Огня, наш «гениальный» стратег, непоколебимый, столь уверенно рассуждающий о свободе через смерть - через убийство друзей и братьев, с такой восхитительно ледяной твёрдостью отрезавший от нас троих - четвёртого... И я ещё смел упрекать в слабости Нера! Но когда приготовился нанести удар, который просто не мог попасть мимо цели, потому что целью стал бы сам наш дворец, и спастись от такой атаки не сумела бы даже Госпожа - не спасся бы никто, и я, разумеется, тоже... я рассчитал и продумал всё, я был готов. Только не к тому, что вместо повелительниц передо мною окажется его лицо. Но ведь я знал, что он погибнет наверняка. Что если он будет там, даже не в тронном зале, а в пределах дворца, - выжить у него не получится. И его гибель также входила в мои расчёты. Она не должна была остановить меня.
    Какая глупость. Какая позорная, жалкая слабость. Я просто-напросто не смог.
    И то, что затем она убила меня, было предсказуемо и, в общем, заслуженно. Да и какая разница. Дожить в тот день до заката я не намеревался.
___

    Он смотрел на меня странно. Так внимательно. Так спокойно. Он был далеко не спокоен во время прежних наших бесед, но не скрывал волнения; теперь же словно и не замечал меня, ушёл глубоко в себя - или в иные дали, которых я не мог даже вообразить. И я хотел бы уйти... раньше. До того, как это было произнесено. Ведь если тем, кого я в нём почти узнавал, всё же он не был... то больше не было для меня ничего. Ни смысла. Ни цели. Ни желаний.
    Мне хотелось пойти в его сад, полный роз и безжалостных ароматов, и довершить то, что было там начато. Но теперь я оказался бы там один, с новым уменьем изменять мир и себя - не суть, а облик, но этого бы хватило. Шипы цветов могут стать оружием действенным - если сам ты не больше мотылька. А я чувствовал необъяснимую уверенность, что здесь смерть обладает огромным достоинством в сравнении даже с веками темной пустоты: она окончательна.
    Я мог бы солгать ему, мог придумать любой рассказ, сколь угодно далёкий от правды. Мог бы попросту промолчать. Не говоря уж о всех вариантах жизней и всех цепях событий, которые я мог помнить и не впадать в безумие, только используя спасительное оправдание: «сны».
    Я не знал даже, верит ли он мне или принимает мои откровения за полет фантазии, обычные, пусть и страшные сказки.
    А сам я не мог отделаться от смутного чувства, что и это всё - сон, очередная злобная шутка пустоты, полуразумного извращённого творения Госпожи. И я не жив, не свободен и не проснусь уже никогда.
    Да и кстати, кто из нас - я?

@темы: вся жизнь - игра, книжное, Demonic Kingdom, Смерть Повелителя снов

---

14.04.2013

Пишет  Lkv:

Краткое руководство по написанию отзывов

Ни для кого не секрет, что последние пару лет в мире фанфикшена вообще и у нас на дневниках в частности с фидбеком дела обстоят скверно. Ну, вы понимаете, да? «Вредные читатели не хотят комментировать!» и все в таком духе. Правда, при детальном разборе выяснилось, что некоторые из вредных читателей просто ленятся, другие стесняются, а третьи не знают, что писать.
И поскольку я сам когда-то был читателем, а теперь я автор, который хочет что-то услышать про свои фики, я решил написать несколько советов тем из вас, кто, глядя в поле комментария, впадает в долгосрочный ступор...


1. Если вы не знаете, что писать, вы всегда можете просто сказать автору «спасибо».

Вы: спасибо, подрочил.

Автор: это был пост о смерти моего хомячка!

2. Если вы не знаете, что писать, а простое «спасибо» по каким-то причинам считаете проявлением умственной отсталости, вы можете процитировать в комментарии понравившиеся моменты.
Особенно хорошо это идет с жанрами юмор и стеб, потому что шутки и юмористические обороты цитировать удобнее всего.

Вы: «Шел Саске по лесу. Увидел – машина горит. Сел в нее и сгорел».
Ахаха, я рыдал со смеху!

Впрочем, то же самое можно провернуть и с драмой:

Вы: «Шел Мукуро по лесу. Увидел – машина горит. Сел в нее и сгорел».
Сильно. До слёз пробрало…

3. Не бойтесь указывать на недочеты и критиковать. Правильная критика поможет автору написать лучше в следующий раз, а весь её секрет прост – кроме отрицательных моментов, надо подчеркнуть положительные.

Вы: автор, прочитав ваш фик, я хочу сказать, что вы безграмотный криворукий дебил, превративший нормальных парней в двух ТП, находящихся в стадии климакса и маразме заодно. Из положительных моментов: к концу фика все умерли и больше не позорились.

4. Не стесняйтесь задавать вопросы. Это лучшее свидетельство того, что фик вам интересен. И кстати, большинству авторов очень нравится на них отвечать.

Вы: автор, вы что курили?

Автор: хорошо, что вы спросили! Я курил много различных смесей и сейчас расскажу вам о той, которая толкнула меня на путь творчества…

5. Если от общения с автором вас отпугивает «давно сложившаяся компашка, пляшущая в комментариях», вспомните, что вы лезете не в личную запись и не сомневайтесь, автор будет рад новым лицам.

Странный укуренный друг автора: а помнишь, как мы однажды тоже шли по лесу? Прям как в фике, да? Только ты добавил горящую машину, прикольно.

Высокоинтеллектуальная подруга автора: кажется, я понимаю… Горящая машина символизирует недавно пережитую тобой гибель хомячка. Хочешь, поговорим об этом?

Вы: смешной фик. Рад, что зашел.

Автор: спасибо, и я рад, что вы зашли. Заходите еще. А лучше – не уходите. Серьезно. Очень прошу! Не оставляйте меня с ними!!!

6. Если от общения с автором вас отпугивает сам автор, вспомните, что вам с ним детей не крестить. И даже после одного отзыва крестить не придется.

Вы: отличный фик. И когда вы сожгли героев в машине – это было сильно.

Автор: я сжигаю всех, кто мне дорог.

Вы: хорошо, что я просто случайный читатель…

Автор: да, повезло.

7. Если вам кажется, что мудреный фик высокодуховного автора заслуживает только отзывов в духе Белинского – оставьте это заблуждение. Вы пишите комментарий к обычному фанфику – пишите, как хотите. Поверьте, и Белинский не всегда мудрствовал.

Белинский: это было внатуре охуенно!

Пушкин: спасибо, чувак.

8. И наконец. Если автор не отвечает вам или отвечает односложно – не расстраивайтесь, ведь у него вполне может быть та же проблема, что и у вас.

Вы: спасибо за чудесный фик! Отличный сюжет, каноничные герои. Я ваш фанат.

Мысли автора: О БОЖЕ ПЕРВЫЙ КОММЕНТАРИЙ ЗА ПОЛГОДА ЧТО ЖЕ ОТВЕТИТЬ Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ДАВАЙ ВСТРЕТИМСЯ В АСЬКЕ И ОБСУДИМ КАНОН ФАНОН И КАКИЕ АНТИШИППЕРЫ МУДАКИ НЕТ ЭТО СЛИШКОМ ГОСПОДИ НАДО УЖЕ ЧТО-ТО ОТВЕТИТЬ ГЛАВНОЕ НЕ ТУПИТЬ И НЕ ВСПУГНУТЬ ЕГО НУ ХОТЬ ЧТО-ТО ОТВЕЧАЙ УЖЕ НЕ ВАЖНО ЧТО!!!

Автор: пожалуйста.


Успехов в нелегком деле, и помните, что каждый отзыв - "+1" к вашей карме... и к ЧСВ автора.

@темы: няшность, понравилось, пирожки с котятами

---

Нечто раздражённо-размышлительное. Наблюдения...

Некоторые расхожие фразы откровенно раздражают. «Будь собой». В последнее время слышу часто - не в свой адрес, и на том спасибо, этого не хватало ещё. Но сама по себе фразочка - просто смерть тараканам. А кем ещё можно быть, кроме как собой? Ты можешь лицемерить, лгать, ежечасно менять маски - но это будешь ты, твоя сущность. Может, кто-то не разберётся и примет маску за тебя - его проблемы. Люди вообще часто ошибаются. Даже когда речь о понимании кристально чистых и честных представителей рода человеческого... хотя их-то понимать сложно по причине почти полного вымирания вскорости после контакта с еще одной любовью всех догматиков и поклонников штампов - реальным миром. Кристальную чистоту реальный мир изничтожает изобретательно и талантливо, а главное, быстро. Но я не о ней, ибо ведь мы не в музее и не на кладбище.

Это самое «будь собой» выступает в роли мудрого совета. Самое забавное, что "собой" ты, как правило, никому не нужен. И это логично, ибо общение возможно только за счёт принятия правил игры под названием "цивилизация", а в этой игре требуются не какие-то там хаотичные душевные порывы и всплески индивидуальностей, а требуются там - угадали, фигуры. Каковые ходят по предначертанным клеточкам. И вообще-то сия игра забавна. Освоив правила, ты начинаешь получать удовольствие. А прокачавшись до некоего мастерского уровня, ты ловишь самое главное: как правила нарушать. И при этом - не вылетать на лёд. Вот тут-то и начинается самое веселье.

Будь собой, но лучше - тем из многочисленных вариантов себя, кто адекватен, осторожен, вооружен. В первую очередь - пониманием. Лучше всего - как раз себя, но поначалу и других хватит. Нет, мне в самом деле кажется, что себя понять потруднее - мы же себя обманываем. Мы себе льстим. Анализируя других, так не делают. Хотя опять же - зависит от персоны и намерений анализирующего.

Вообще всё это на тему всего-то советов из серии "как завести друзей". Зачем и чем их заводить, не очень понятно, не трактора ведь, сами ходят и бегают... Но ладно, кроме шуток. Когда в теме заведения друзей видишь это самое "будь собой", просто смех сквозь слезы. Что имеется в виду? Если ты эгоистичная, бестактная, взрывоопасная, невоспитанная сволочь, склонная к быстрым и эффективным разборкам - или еще хуже, сволочь высокомерная, циничная и не склонная к разборкам только потому, что лениво со всякими там ничтожествами бодаться, - то расслабься, будь собой, и к тебе потянутся люди?
Ну да, некоторые в итоге и потянутся. Возможно, компанией. И с тяжелыми острыми предметами.
Только что-то мне подсказывает - дружбы из этого не получится...

Правда, закономерно возникает вопрос: если некто и правда вышеописанная сволочь, то на фига ему друзья эти. Но нет, кстати. Во-первых, пусть не друзья до гроба, но единомышленники, сподвижники, да ладно, замаскированные под приятелей слуги - ну пусть не слуги, хорошо, просто разные полезные в обиходе ребята... они практически каждому нужны. Хоть иногда. А во-вторых, я утрирую, конечно - чаще в жизни нарвешься не на однозначную сволочь, а на обычного неидеального «кого-то» средней паршивости. Но и этот кто-то может изрядно вам жизнь запакостить, пребывая в святой наивной уверенности, что лучшее подношение этому суровому миру - быть собой. То есть, видимо, жить бездумно, давая волю всякой случайной эмоции, не говоря уж, хм, о чувствах... и не особо-то себя и мир анализируя. Ибо думать вредно: сперва привыкнешь молчать вместо "бытья собой", ибо осознавать суть вещей молча сподручнее; потом ударишься в самоанализ, а там и до вредной честности в отношении себя-любимого недалеко... В общем, не надо думать. Будьте собой. И да пребудет с вами Великая Сила будет вам щастье.

Маски иллюзорны. Реальность многогранна. Быть собой - это не достижение, а неизбежность; вопрос лишь в выборе формы. Внешнее, всё это попросту внешнее... маски, одежды, способы выразить себя. А суть - ну, суть... суть ты свою не скроешь, как ни старайся. Просто не каждый умеет правильно ее понимать.

Няшное втемашное песенко. Кусочек

Есть правда гордая,
Есть правда скромная,
Такая разная всегда она
Бывает сладкая,
Бывает горькая,
И только истина всегда одна

Есть правда светлая,
Есть правда темная,
Есть на мгновенье
И на времена
Бывает добрая,
Бывает твердая
И только истина всегда одна

Сражались мы неоднократно
С неправдой ненавистною,
Но часто нам мешала правда,
Земная маленькая правда
Правда, да не истина!

@темы: вся жизнь - игра, люди, пирожки с котятами

---

Итак, сегодня у данного блога ДР... Пять годков ему стукнуло.
Дата, однако.

фото khavalits58

---

    - Так зачем же мы делаем это? Мы можем просто… отказаться.
    Учитель поднял брови с выражением заботливого дядюшки, который для беседы с недоразвитым, но любимым племянником изрядно запасся терпением.
    - То, что произошло с твоим другом, ответом не является?
    - Но это лишь пытка. - Я заставил себя дышать ровно, смотреть прямо и не делать лишних движений. - Она завершается смертью. Мы отказываемся, нас убивают. И всё.
    - Не всё.
    Он поднёс к губам бокал, но не отпил: глядел сквозь тёмно-алый напиток в нарисованное окно и улыбался. И в улыбке больше не было ни намёка на заботу. Да и на любовь, если на то пошло, тоже.
    - Ко всем можно подобрать ключ. Особенно при неограниченном запасе времени. А для того, чтобы изучить нас, времени у неё было достаточно. Я не помню прошлых смертей, и меня это радует. Иногда они снятся мне… в детстве снились чаще. Я думал, это кошмары. А потом встретил вас.
    - Узнал? Мы тебе снились?
    - Думаю, да. Узнавание… всплывает. Местами. Не тогда. Сейчас.
    - Ты просто меняешь тему.
    - А ты просто слишком любишь слово «просто». - Он так сильно сжал ножку бокала, что я испугался, как бы он не поранился, когда стекло разлетится роем осколков. - Ничто не просто, Зой. Мы живем не первую сотню лет, нас убивали, а потом заставляли рождаться снова. Сейчас нам, по крайней мере, позволили несколько счастливых лет детства… вам троим. И никаких воспоминаний.
    - А что было у тебя?
    - Тренировки. Роскошь. Без доброты, но и без жестокости. Вполне нормально для Первого Принца.
    - Для Лорда Льда, - тихо произнёс я.
    - Но вы ведь есть. Сумасшедшая звезда и мой прекрасный огонь… даже лорду льда довольно, чтобы согреться.
    Его рука скользнула по моим волосам, по шее, небрежным жестом спустила с моего плеча тонкую ткань рубашки. Я вздохнул. Кукловод. Манипулятор. Я вижу его насквозь, я даже слышу его мысли, а он все равно с легкостью управляет мной.
    - Чтобы уйти от ответа, не обязательно соблазнять меня.
    Он мягко усмехнулся.
    - Но так приятно.
    - Но не всегда эффективно, мой Лорд наставник. - Мои пальцы нежно касались его виска, щеки, губ. - Я от тебя не отстану.
    Он перехватил моё запястье, рывком опрокинул меня спиной на подушки и склонился так низко, что я мог дотронуться кончиком языка до его длинных ресниц. Они были полуприкрыты; глаза под ними смеялись. Но холодно, холодно… лёд, один только лёд без радости, без тепла.
    - Иди ко мне, - невольно шепнул я. От его близости прерывалось дыхание. Я ещё мог сохранять относительно ясным сознание, но сердце часто, неистово билось… невыносимо…
    - Кэс, не надо… так.
    - Как?
    - Не делай из любви способ заткнуть меня.
    - А ты не задавай вопросов.
    Его голос звучал приглушенно и хрипло, вздрагивая от страсти. И ещё пара слов таким голосом, еще миг, когда он почти лежит на мне, почти целует, и его взгляд почти обжигает… ближе и ближе, о да…
    Я с усилием оттолкнул его и предусмотрительно отодвинулся. У него вырвался искренний стон.
    - Ты воистину демон.
    - Кэс!
    - Неужто не понимаешь? - он вздохнул и лег, опустив голову мне на колени и сочувственно глядя на меня снизу вверх. - Ты готов к пыткам, но как насчет того, что пытать будут других? Джеда? Меня?
    Я молчал.
    - Чужой боли ты не выдержишь. И я тоже. Тем более, Нер. И с ним она обошлась снисходительно.
    - О да, - прошептал я.
    - Да. Это не длилось долго. Ему дали закрыть глаза. И в конце потерять сознание. Представь, что подобное делается с троими - кроме тебя. Часы, сутки, недели… и мы смотрим на тебя. Даже когда ни видеть, ни кричать, ни дышать уже не можем.
    Я не мог шевельнуться. Стоило лишь моргнуть, и огонь вырвался бы наружу. А так я удерживал его внутри, и он метался, как обезумевший от боли зверь мечется по клетке, круша и разрывая всё, до чего в силах дотянуться. Казалось, всё во мне обратилось в ожоги и раны, на волос от того предела, за которым даже вздох и удар сердца причиняют такую муку, что ты не выдерживаешь и умираешь… и сейчас мне это нравилось. Физическая боль способна стать спасением, это я усвоил уже давно. Когда больно, перестаёшь думать.
    - Прости, - он привстал, привлёк меня к себе и обнял так бережно, словно я и правда был ранен. Или вновь стал ребёнком, спасающимся в его объятиях от страшного сна, который уже забылся и всё равно заставляет кричать от ужаса… и бежать к единственному, кто может защитить, согреть и убаюкать.
    - У тебя чересчур живое воображение.
    - Кэс. Она в самом деле умеет это?
    - Не сомневаюсь. Тут особенно нечего уметь.
    - Но ведь… ты же… ты сам…
    - Не делал подобное? Или со мной так не делали?
    Он полулежал возле меня, опершись на локоть; зеленоватый морской шёлк его домашнего одеяния живописными складками разлился по ковру. Он выглядел изысканно и элегантно - как всегда. В каком бы беспорядке ни пребывали его чувства, желания и одежда.
    - И первое, и второе - нет. Полагаю, в обоих случаях мне попросту повезло. С учётом склонностей Госпожи и моих весьма близких к измене действий. Включая такие разговоры.
    - А если я сам убью себя?
    Маска иронического покоя мигом с него слетела; глаза сверкнули вполне испепеляющим пламенем. Он стиснул моё плечо и уже без всякой нежности прижал меня к ковру.
    - Вернёшься через несколько часов. Или дней. Но клянусь всеми силами тьмы, жалеть о том, что ожил, ты будешь намного дольше. Это я тебе гарантирую. Даже без участия Госпожи. Ясно?!
    Я думал, он ударит меня, но он поцеловал: яростно, жестоко, явно желая причинить боль. Рот мигом наполнился кровью; я чувствовал, что захлебываюсь, задыхаюсь, но он не отпускал, пока у меня и впрямь не остановилось дыхание.
    Он отстранил меня, с брезгливой поспешностью стер с подбородка кровь - не только мою, его губы были прокушены тоже. Мною.
    - Тьма тебя побери, Зой. Ты нарочно. Тебе это нравится.
    - А тебе нет?
    Он с силой провел ладонями по лицу, не обращая внимания, что ещё больше пачкает шёлк рукавов.
    - Нет. Послушай, - он легонько коснулся прохладным ветром моих губ, залечивая, лаская. - Не в том дело, что я боюсь именно смерти… гибель одного, думаю, не вызовет спонтанное уничтожение остальных, хотя не знаю. Не это меня пугает. Будь это освобождением, я сам убил бы ребят и тебя и ушел бы следом. Но это не свобода, и это не конец. Мы вернемся снова, но не будем собой. Вот что страшно. Во сне однажды увидеть тебя, нас всех, теперешних, - и проснуться. Понимая, что всё разбито и ничего не вернёшь. То, что ты сумел здесь, среди тьмы, вырасти таким… это чудо. Один на миллион. И я не верю, что чудо повторится. Ты и Нер. Вы должны были стать чудовищами, как, впрочем, и я. Но в вас нет ни тени чудовищ. Я в любой момент могу потерять вас, о да, я давно готов… почти. Но знать, что потом, глядя на вас, я вспомню, какими вы были… Твоя ясность. Его сияющий свет. Нет. Зой, я не вынесу такого. Это страшнее любого развлечения Госпожи.
    - Да, - тихонечко сказал я и взял его за руки. - Это страшнее. Не бойся, любовь моя. Я никогда так с тобою не поступлю. По доброй воле - никогда.
    
    

@темы: вся жизнь - игра, Demonic Kingdom, Смерть Повелителя снов, пирожки с котятами

---

«Мы прощались с человеком, благодаря которому хотя бы время от времени переставали существовать в обезличенной, покорной, безмолвной толпе. И вспоминали о том, что мы - люди».

(с) О похоронах Владимира Высоцкого.


И главное - о днях «соцлагеря», по которым ныне столь многие, и даже люди вполне неглупые и вроде бы не страдающие амнезией, так любят ностальгировать.
Вам не кажется, что этой фразой абсолютно всё сказано?

@темы: цитаты, люди, пирожки с котятами

---

    Я бросил автомобиль и шёл по городу бесцельно, сворачивая на улочки, ведущие неизвестно куда, выбранные лишь потому, что показались красивыми. Иногда это были оживлённые, кипящие жизнью бульвары и проспекты, мерцающие неоном и вспышками проносящихся машин; иногда - тихие, дремотные проулки, заводящие в тупики или дворы домов. В одном из таких проулков я увидел осколок души того редкого типа, какие и являлись объектом нашей бесконечной и в последние дни безнадёжной охоты. Носитель не вызывал сочувствия - как ни странно, далеко не все обладатели «вечного света» являются воплощением добра и невинности. Этот буквально оглушал мелкими злобными помыслами и нечистыми желаниями, причём был вполне способен их реализовать, так что забрать у него осколок было, по сути, деянием благородным. Впрочем, я сделал это больше для развлечения, чем по обязанности. Хотя термин «развлечение» здесь и сейчас определённо был излишним. Я ощущал постоянную, засевшую глубоко внутри ноющую тоску, наподобие давней зубной боли - привычно, но более приятно от этого не становится... Тело распалось в пыль за моей спиной, что только подтвердило моё суждение о сути носителя: лишь осколок поддерживал жалкое создание в его человеческой, «прочной» форме.
    Моя любовь к городам всегда казалась сродни любви к женщинам: острое, чувственное наслаждение, объяснить которое я не мог, да в общем, и не пытался. Странствия по городам... Я вслушивался в их души, биение их сердец; иные манили, иные отталкивали меня, но все так или иначе завораживали. Все звучали, как песни, мелодии без слов... иногда эти мелодии оборачивались стихами. Обрывками рифмованных или просто ритмичных фраз, которые слишком часто забывались, а потом я грустил, ощущая в этих потерях нечто большее, чем забытые строки. Города забирали меня - по частям, крохотным обрывкам чувств, едва заметным, неотчётливым соприкосновениям. Так иногда случайная связь с незнакомкой входит глубоко в самую суть тебя и остаётся призраком воспоминания, похожего на смесь восторга и боли, на грусть и опьянение... Таким было и влечение моё к городам. Оно рождало стихи, и уже это всё оправдывало, всё объясняло.
    А когда чувство мимолётности, непрочности красоты становилось совсем уже нестерпимым - у меня всегда были звёзды.
    Я открыл портал, почти не думая, импульсивно; один шаг - всего лишь новая улочка, почти неотличимая от той, где шагал я секунду назад, но город уже другой. Вечный и древний Город моих скитаний и грёз... столица и средоточие Тёмного Королевства. Фантом с едва уловимым ароматом гниения, потому что живым он не был - живым подлинно, как город, мною покинутый; и населяли его те, кто не подозревал, что и они - не более, чем тени, иллюзии людей, иллюзии жизни.
    Иллюзии... которые в последнее время всё явственней распадались. Тут и там я видел следы ветшания: опустевшие, поблекшие дома с немыми проемами окон, деревья без листьев, заросшие сорняками клумбы, остовы беседок и руины на месте знакомых зданий, небрежно заколоченные двери клубов, лавок, отелей и кафе, где совсем недавно кипела жизнь... Но и всё это не могло лишить Город его странной, почти болезненной привлекательности. Быть может, такой предстаёт в глазах любовника его подруга, чей облик искажён неизлечимой болезнью, но это не умаляет его влечения и страсти.
    Впрочем, об этом я мог лишь гадать. Иной раз мне казалось, что любовь - лишь миф, игра повзрослевших детей, ещё не утративших склонность к каким-либо играм. Милый и насквозь фальшивый самообман. Один из множества способов убить время и пощекотать нервы... или причинить боль. Или испытать её. Кто знает. Каждый шагает с обрыва по-своему.
    Я прощался. И не мог скрыть от себя самого, что боюсь. Смерть не пугала меня, она будет несложной; минуты или даже часы - что такое в сравнении с вечностью... а долгое и мучительное умирание я уже испытал, и оно не грозило мне больше - всё, уже испытанное, осталось в прошлом и меркнет в воспоминаниях. Но мне было страшно терять этот город, терять всё, что любил, навсегда. И можно вновь и вновь уверять себя, что это абсурдно, смешно, что я не падаю в бесконечную тьму, а лишь отправляюсь в путешествие, причем на сей раз - свободное, желанное и счастливое. И найдутся новые города - настоящие... или нет, но в сущности, какая мне разница. И главное, там буду я не один.
    Джед. Ты ведь будешь там, неважно где, будешь живым снова, Джед?
    Мне остро, почти до боли, недоставало его. Я не подозревал, что его присутствие рядом необходимо мне настолько. Что его серьезное, отстраненное молчание столь сильно всё меняет. В моём интимном слиянии с городами он участвовал далеко не всегда, да нередко и не был нужен, я попросту забывал о нём... но он был постоянно - где-то, далеко или нет, незаметный, привычная деталь моего мироздания, первый (и зачастую единственный) ценитель моих стихов... он был прекрасный слушатель: внимательный и честный. Даже Малышка мог мне солгать - просто чтобы не обижать; а может, ему и вправду нравились все, даже неудачные, мои творения - Зой всегда замирал, сиял, восхищался. А Джед мог нахмуриться, мог вопросительно вздёрнуть бровь, а потом тщательно подбирал слова, чтобы объяснить, что именно его смущает. Он не льстил мне, но неизменно разделял.
    Единство... Ты привыкаешь к кому-то рядом - не рядом буквально, но знаешь, что кто-то есть и будет всегда. Ты не говоришь, как это важно и ценно; ты даже об этом не думаешь. Когда хочется, ты приходишь, зовёшь... используешь. А потом уходишь, удовлетворённый и беззаботный, жить так, как тебе нравится. Чтобы потом, однажды, не обязательно скоро, прийти к нему вновь. Единство...
    Я легко и не задумываясь использовал его умение разделять. К нему единственному я мог ворваться в любое время дня и ночи, занят он был или спал, неважно в каком настроении, и вытащить его на свидание с Городом. Погода тоже не имела значения; иногда дождь или снег так завораживали меня, переполняя, что я должен был захлебнуться - или разделить. С ним я мог разделить всё. Он протестовал, злился, пробовал сопротивляться - я это игнорировал, брал его за руку и тянул за собой. Красота может утопить... он держал меня на плаву. Он не давал мне выбросить себя в небеса, к невыносимо манящим звёздам... растаять в них. А я хотел этого, видят боги и демоны, так часто хотел. Он не вызывал ни странно щемящего чувства грани и близости, как Кэс, ни постоянной потребности опекать, как Малышка; но на него я полностью мог положиться. Абсолютное, безоговорочное доверие. Единство...
    Прозрачный гроб не скрывает застывшего в мучительном недоумении лица. Или мне чудится, гримаса боли на нём едва заметна. Тебе было больно, Джед? Я не успел помешать... я даже не уверен, что пытаться следовало. Всё произошло не случайно, мы подготовились заранее, наш план был продуман до мелочей. Или так нам казалось? И твой столь убедительный ужас, и эта маска страдания - всё это может быть лишь изысканным, утончённым притворством. Как и сама твоя смерть. Или нет. Я не осмеливаюсь позвать, шагнуть к тебе через отражения, убедиться. Услышать твой голос. Слишком велик риск и впрямь погубить тебя, теперь уже окончательно. Лишь в последнем, моём шумном, жестоком, ярком, продажном и прекрасном мире я не чувствую постоянной слежки; да и то - когда барьер из местного алкоголя, да будет Свет с его создателем, защищает меня. Или нет. Или нет...
    Мы не прощались. Тебе было страшно, но я смеялся и говорил, что знаю тебя, что верю как себе и даже больше, что не сомневаюсь ни на миг: у нас всё получится. И я лгал. Джед, ты увидел это? Надеюсь, что нет.
    Единство...
    По любым разумным меркам то была довольно гнусная ночь: морозная, как никогда, пронизанная колючими струнами из ледяного ветра и сухого, похожего на градины снега. Звёзд не было, света в окнах тоже; любое тепло укрылось за плотным покровом штор. На улицах не осталось ни души; даже крысы и нищие куда-то попрятались... или попросту распались в пыль под ударами плетей из летящих с неба миллионов крохотных снежных шипов.
    Джед ещё не спал, и за его окном - имитацией, искусной иллюзией, как и почти всё в его покоях, благоухало лето. Тихие шорохи полуночного леса, изредка крики птиц и плеск ручейков... Впрочем, сам он всё это не слушал: он сидел на подоконнике с одним из десятка мониторов и чем-то сосредоточенно занимался. А в такие моменты, насколько я знал, он не слышит не то что птичек и ручейки, а даже громкие голоса людей, находящихся с ним в одной комнате.
    Я бесцеремонно выдернул у него монитор и одновременно обратил его домашнюю одежду, немногим отличавшуюся от официального мундира, в меховую куртку, теплые брюки и сапоги.
    - Нер, какой Тьмы?.. - гневно начал он, но я уже тащил его по одному из наших тайных теневых туннелей наружу. Десяток шагов - и нас обожгла ледяная вьюга. Он тихо ахнул, и только тут я собразил, что забыл создать ему шапку; впрочем, с этим он мигом справился сам. В длинной белоснежной накидке я едва видел его сквозь снег.
    - Если ты не заметил, я работал, - язвительно бросил он. Слова растворились в порывах ветра.
    - Да, да, - я нетерпеливо кивнул. - Смотри.
    Я вовремя вспомнил, что он, в отличие от меня, не умеет легко приспосабливать тело к перепадам температур, и обнял за плечи, чтобы согреть. Он заметно дрожал. Очередной вихрь едва не сбил с ног нас обоих. У него вырвался невнятный сердитый возглас, я коротко рассмеялся.
    - Оглянись, просто посмотри.
    Белым сделалось всё - улицы, дома, скамьи и немногие по неосторожности оставленные без присмотра машины, деревья и кустарники; даже небо посветлело от полностью затянувших его пепельных туч. Белое, странное, незнакомое. Неземное. Это было прекрасно настолько, что щемило сердце. Мы молчали; любые слова вмиг разорвал бы в клочки воющий ветер. Джед мягко стряхнул с плеч мои руки, сбросил накидку. На мгновение в сплошной белизне мелькнуло бледное золото его волос, но его тотчас же скрыл покров ополчившегося на мир снега.
    Он словно не замечал этого. Он выглядел... околдованным, заворожённым. Его губы посинели от холода, но улыбались.
    - Красиво, - выдохнул он, отступая от меня на шаг и раскидывая руки - и теперь снег не хлестал беспорядочно, а тянулся к нему, ластился, завивался в причудливые фрактальные спирали, кружился вокруг него, не касаясь. Пара минут, и всё прекратилось, и отпущенный на волю ураган атаковал нас с удвоенной силой. Я поймал Джеда за руку и прислонился к дворцовой ограде; его накидку, как и мою шляпу, давно уже унесло ветром. В сознании теснились сразу десятки строк, не одна, а множество беззвучных песен... но и они рвались и улетали прочь вместе со снегом.
    - Так чисто, Нер. И безжалостно. Красота, способная ослепить.
    И потом уже мы молчали, разделяя с Городом зимнее таинство ночи, пока нас совсем не засыпал снег - мы оба могли помешать этому, но отчего-то не захотели. Когда я вёл его назад, он замёрз настолько, что едва мог идти, - он единственный из нас четверых мог практически полностью блокировать свои «демонические» сверхсилы.
    Конечно, тогда это было безрассудно и глупо. А я ему почти завидовал.
    

@темы: Demonic Kingdom, Смерть Повелителя снов, Голос Звёзд

---

Друзья! На мою прекрасную и нежно любимую работу СРОЧНО и ОЧЕНЬ требуются сотрудники! Работа в центре Москвы, ЗП приличная. Все вопросы - на U-mail.

запись создана: 04.07.2013 в 22:00

@темы: пирожки с котятами

---

    Это происходило так долго, и всё время я пытался умереть. Жизнь сама по себе превратилась в пытку, в наказание... наверное, за недостаток мастерства воина, а может, за гордость, кто знает. И не всё ли равно. Одна боль сменяла другую, и в какой-то момент стало совсем неважным, каким именно образом её причиняют, лишь бы прекратили. Только мысль, что трое других смотрят, не терялась... особенно забавная разновидность пытки. Но и это потонуло в вязкой багровой пелене, окутавшей всё во мне и вокруг. Они уже видели не меня. Мною это не было. Существо, распростертое на полу и даже не пробующее встать, оно отражалось в бесконечности окружавших меня зеркал, и вообще походило не на человека, а на замученную издыхающую зверюшку. И скулящие тихие звуки, которые зверюшка издавала, исходили уж точно не от человека... не от Меча Трона, тот умер давно, и я ему завидовал.
    Она говорила. Я мечтал заставить её замолчать, сделать что угодно, чтобы слова прекратились. Она говорила о том, что я знал и так: от этого позора мне никогда не отмыться, больше не Меч, не воин и не мужчина, и лучше всего мне теперь умереть, вот только она не позволит. А сопротивляться просто смешно и не имеет смысла: буду ли я упорствовать или подчинюсь ей, принц отвернётся от меня с презрением, и именно этого я заслуживаю. Это я и сам прекрасно понимал. Как понимал и то, что вообще-то моей вины нет в том, что враг оказался сильнее... и если на то пошло, не я отверг эту девушку и тем самым склонил на союз со столь странной, неожиданной, непреодолимой силой. Но понимание было совсем смутным... проблесками в тёмно-алом тумане сплошной боли. В один из таких проблесков пришло ясное осознание: я должен снова как-то найти себя, собрать из осколков хотя бы часть целого, чтобы хватило сил оборвать жизнь. И тогда смогут и другие, им будет легче, потому что они будут знать: это возможно. Ради них... ради брата... я должен. Я заставил себя поднять голову и смотреть в зеркала. Одно отражало другое, сотни раз, неисчислимо... и в каждом корчилось существо на полу, в крови и клочьях одежды. И те, кто пытал меня, но на них я не глядел, они не имели значения, и вскоре их отражения поблёкли и отступили. Я вглядывался в себя. Это было невыносимо, меня мутило от отвращения, и я отпустил взгляд - скользить мимо настоящего, сквозь него, вдаль. Там, в бесконечности, должен был остаться прежний я, пусть только воспоминание, образ... но если его увидеть, поймать...
    Образы бледнеют, размываются в хрустальном тумане зеркал. Тени теней... отголоски воспоминаний. Память жива. Все блики, срезы, отзвуки памяти. Каждый миг, прожитый мною, прожитый каждым в этом мире и всех остальных, реальных и тонущих в прошлом, мирах.
    Память жива. Прошедшее - лишь одно из имён настоящего. И все былые мгновения - лучи, дороги, расходящиеся от перепутья «сейчас»... и куда сделать шаг, выбирать тебе.
    Память жива... И я смотрел на себя - себя прежнего, в мундире без единого грязного пятнышка, не валяющегося жалкой сломанной куклой, а стоящего прямо, как на параде, и со взглядом... далёким, слишком далёким. С облачным холодом зимних небес... и тенью презрения, когда этот далёкий - мой? - взор проскользнул... по мне?
    Боль осталась, но выцвела и отползла в тень; а раны исчезли. Как и залитые кровью лохмотья, как и люди, ещё миг назад окружавшие меня. Я стоял в одиночестве в центре зала, где стены, потолок, пол - всё состояло из зеркал. И в каждом отражался стройный силуэт, фигура воина в безупречно-белом мундире, надменность и покой... и взгляд, в котором тонули сотни отражённых взглядов. Тёмный, чужой, бездонный. Мне было бы страшно, но только сейчас я ничего уже не боялся.
    Сила, которой я не понимал, но где-то глубоко внутри ощущал всегда... разгадка причудливых, странных снов, она переполняла меня, кружила голову, как крепкое вино. Но даже теперь, обладая ею, я мог всерьёз думать лишь о смерти, о пустоте, что казалась единственным и желанным спасением. Правда, сперва я предпочёл бы убить тех троих, избавить от многогранного изобретательного кошмара, через который протащили меня. Мой брат не должен это перенести. Если бы я знал способ прервать его жизнь быстро, не причиняя страданий, я сделал бы это немедленно.
    Но я даже не видел их. Из десятков окружавших меня зеркал смотрело лишь одно, моё собственное, отражение.
    И в них так легко было потеряться. Отдать себя - своему же подобию... но холодному, серебряно-ледяному, защищённому от мира, поражений и боли надёжной стеною зеркал. Отдать себя - и обрести свободу от горечи, свободу от бесчестья, от страха и унижения... вечный, прекрасный, лишённый чувств и смятений покой.
    Такой манящий. Такой невозможный.
    В той глубине, до которой я почти не мог уже дотянуться, сверкал отчаянный, яростный, непреклонный взгляд моего друга. Звал меня... не отпускал. Я готов был его за это возненавидеть.
    А потом из матовой дымки, что соткалась в самом большом из зеркал, выступила она. Тоже окутанная дымкой, бестелесная, только глаза смотрели в упор - тяжело, остро, как пара зазубренных кинжалов.
    - У тебя нет выхода, - сказала она почти ласково. - Теперь нет. Когда твой драгоценный повелитель, не склонный доверять даже брату, не говоря уж о слугах, увидит тебя - целого и невредимого, и свой неприступный дворец, захваченный за несколько минут, явно открытый для вторжения изнутри... как думаешь, кого он сочтёт предателем? Он ведь и раньше не очень-то верил тебе. Как и остальным. Но они в плену, изранены, почти мертвы; лишь один не запачкал мундира. Кем он назовёт тебя, мой дорогой?
    Ответа такие вопросы не требуют. Да и что я мог возразить? Она была права. Мой принц никогда мне не поверит. Даже если я каким-то чудом сумею отсюда сбежать и добраться к нему, предупредить - он не станет слушать. Да, уйти возможно, сейчас я ясно видел путь - сквозь зеркала... но как я всё это объясню ему? Я и сам не понимаю... И потом, освободиться могу я лишь один, бросив друзей, а этого я уж точно не сумею объяснить, а он никогда не простит. Ведь я тоже себе не простил бы.
    - Иди ко мне, - мягко произнесла она. Её улыбка была тёплой, дразнящей... как будто нас связывала не боль потерь и разбитых надежд, а нежность любовников. - Иди, мой лорд отражений. Ты лишь коснулся своей силы, а я покажу тебе всю её мощь, безграничие власти. Ты не представляешь, на что способен. Ты рождён для могущества, так неужто тебе пристала роль лакея при неблагодарном, слабом, ничтожном повелителе? Он никогда не ценил твоей преданности - он просто на такое не способен. Нужно обладать величием души, чтобы оценить истинную верность... истинную любовь. А он оттолкнёт тебя, как отталкивал прежде. Он испугается и будет подозревать тебя в самых гнусных намерениях, потому что сам он на твоём месте предал бы всех без колебаний. Разве он не предал свой народ, не предал вас?
    «Замолчи. Замолчи...». Я не мог сказать это вслух, я вообще не мог сказать ничего. Я видел будущее, одну из возможных троп. Я видел себя у его ног - умоляющего поверить, позволить сразиться с нею с помощью этой новой удивительной силы... дать мне армию и свободу действий - и я смогу, нет, победы не обещаю, но я хотя бы попробую... мой принц, я никогда, ни на миг, не изменил вам, ни поступком, ни побуждением, так поверьте же мне!
    И в этом варианте будущего я видел ясно: он не поверил. Я видел себя - снова узником, снова в цепях... но на сей раз пыткой руководил он, и больше не было ни зеркал, ни друзей, ни надежды. Не только он, но и мой брат, конечно же, не простит меня... никто из троих. Как простить того, кто ушёл спасать свою честь, бросив их умирать?
    Честь... или страну? Своего господина, которому принёс клятву верности? Разве я думаю только о собственной чести?
    Но разве у меня есть хоть один шанс спасти что-либо, кроме чести... да и то - лишь в своих же глазах. Все прочие не усомнятся в моей измене...
    - Лорд Иллюзий, - лаская, шепнул её голос. - Лорд Повелитель Зеркал. Я не потребую от тебя ничего сверх того, что сам ты пожелаешь отдать. Даже преданности. Никаких клятв, никаких пустых унизительных обещаний... мне нужна лишь твоя сила - как нужна она и тебе. Ты уже сам распахнул эту дверь, а я проведу тебя по пути, полному чудес и величия. Ты уже убедился, что можешь спасти себя, и с той же лёгкостью спасёшь тех, кто тебе дорог. Ведь ты не хочешь, чтобы твоего младшего брата пытали и насиловали, как тебя? Не хочешь, чтобы твои друзья гибли в страшных мучениях, видя тебя - такого, как сейчас, свободного и наделённого властью, но отказавшегося от них ради иллюзорной верности... хотя это вполне в твоей натуре, не правда ли, Лорд Иллюзий?
    «Неправда. Неправда!»
    Молчать я умел всегда. Не спорить с отцом, даже когда его высказывания противоречили не только всему, что составляло суть моей личности и всё, что я знал о мире, но и простейшему здравому смыслу. Не спорить с друзьями, пусть сами они понимали, что правы не они, а стало быть, я. И конечно, не спорить с принцем. Никогда. Да он бы меня и не стал слушать... если бы я и посмел.
    Но нет, я его не боялся. Как не боялся отца, товарищей, наставников... Я просто не видел в словесных сражениях смысла.
    Не видел я его и сейчас.
    Молчать и сохранить свободу - хотя бы в помыслах. Молчать и упрямо цепляться за остатки смешной детской веры в победу добра и света.
    Молчать... и сделать шаг к предательству... внешне. По сути же - к подлинному, полному освобождению. К такой желанной, такой восхитительной смерти.
    Я сделал этот шаг навстречу той, что прежде была моей возлюбленной, и опустился перед ней на колени. Труднее всего было заставить себя посмотреть ей в лицо, но я смог и это. «Госпожа», - произнесли мои губы. И оба мы знали, что истинной госпожой была здесь не она, и не ей я приношу, отрезая себе все пути назад, клятву покорности; и она знала, что я это знаю тоже. Тайн и дорог в тумане не осталось для пробуждённого Лорда Зеркал... но моё новое, ясное зрение видело только тьму, и больше ни капли, ни тени надежды. Как наивно с моей стороны было думать, что я приму её владычество, а после использую всю эту странную волшебную силу, чтобы нанести удар - покончить если не с нею, то уж наверняка с собой... как наивно!
    На моём теле не было оков, но я чувствовал решётки, намертво стиснувшие мою душу. От этой боли можно было кричать и кричать... бесконечно. В самом прямом смысле слова, потому что тот облик, что смотрел из зеркал, был теперь бессмертным - нестареющим, неизменным, неуязвимым для всех видов известного человеку, каким больше я не был, оружия. Мне хотелось рыдать от бессилия... но и в этом, как и в спорах, и в протестах, как в самой отчаянной из моих атак, не было смысла.
    Я склонил голову перед ними - той, что казалась повелительницей, и той, что являлась ею на самом деле, - и молча встал. Уже зная, что усилия мои тщетны, всё-таки я не смирился сразу, испробовал даже несколько путей к смерти, но ни один не изменил ничего. Если не считать того, что она засмеялась.
    - Теперь ты убедился? - по-прежнему ласковым голосом осведомилась она. Её смех был мелодичен, как знаменитые хрустальные колокольчики, что каждый час заливались нежным перезвоном с самой высокой из башен... но сейчас, я видел это сквозь мои зеркала, башня была разрушена до основания, как и весь дворец, и почти весь город, и колокольчикам не суждено было подать голос вновь.
    - Ты не умрёшь, пока я не пожелаю, Лорд Джедайт. Не убьёшь себя. Сочувствую, но это не в твоей власти. Ты же не думаешь, что я дала бы тебе в руки столь опасную игрушку, не имея возможности тотчас отнять её? А если вонзишь кинжал себе в сердце, попросту испортишь мундир. Впрочем, теперь тебе потребуется лишь лёгкое усилие мысли, чтобы создать новый. И немногим больше времени, пока не затянутся раны. Включая те, что для людей смертельны. Думаю, ты уже понял, что к людям более не относишься.
    Она не спрашивала, а спокойно утверждала. И была права, разумеется... как и почти во всём, что говорила. Но это не меняло главного: мы враги, тюремщик и пленник, а пленники не принимают свои кандалы добровольно - пусть и кажутся покорными. Она может дать мне любую силу и заставить испытать любые страдания, но и у трона, и в оковах я останусь собою... глубоко внутри, в отражении столь дальнем, что даже она не найдёт. И не перестану сражаться. Все, кто дорог мне, наверняка потеряны, и она не намерена щадить ни принца, ни королевство - это я видел в её мыслях, куда она сама допустила меня; и от всех мест, которые я любил, осталось лишь пепелище... об участи друзей я не знал ничего, но ради них надеялся, что их уже нет в живых. И всё-таки это не был конец. В бесконечности есть свои преимущества... хотя только рассудком я понимал это; а все мои чувства, стоило дать им волю, в отчаянии стонали, что нет ничего ужаснее; и поэтому чувства я погасил и запер, выбросил в то же далёкое отражение, что и себя-прежнего, живого и свободного. Во всяком случае, способного представить вкус свободы. А сейчас и здесь - бессмертное и безвольное создание с отрешённым взором должно было не просто выглядеть, а быть холодным. Пустой сосуд для прихотей своей Госпожи.
    Ей требовалось кресло, и я создал его - это и впрямь оказалось легко. Она грациозно уселась, одним движением ресниц приказав мне - или позволив - снова опуститься на колени и расправить её роскошные одежды. Повиноваться было... приятно. О да. Не ей, но той, другой... та знала, как следует обращаться со своими пленниками.
    И впрямь, зачем навешивать всё более прочные решётки и цепи? Куда проще убрать их вовсе, а потом приласкать. И так ли важно, что и ласка, и отсутствие оков - всего лишь иллюзия? Иллюзии - суть и основа нашего мира; они правят нашими стремлениями и делами; их мы боготворим, к ним стремимся и их проклинаем; и разрушая, попадаем в другие, зачастую лишь более прочные, путы иллюзий... Теперь я знал это наверняка.
    И сам отныне мог создавать их. Творить новые и управлять теми, что уже вплетены в ткань иллюзорно-реального мира. И оставаться в плену... Но разве это - не апофеоз истинной, абсолютной свободы?
    - А теперь, - она по-прежнему улыбалась, и вставая на своё новое место справа от трона, я едва не позволил себе тоже улыбнуться ей, - будет ещё интереснее. Теперь мы с тобой займёмся остальными.

@темы: книжное, Demonic Kingdom, Смерть Повелителя снов