- Джан’нэл отражает боль своего эт’серен… усиленную. Как под увеличительным стеклом. Кажется, он как-то забирает её.
- Заглушает?
- Наверное, да. Если бы не ты, я не смог бы и пары минут простоять в эллине молча.
Мы и теперь надолго замолчали. По его лицу было совершенно не понять, о чём думает он. А я просто не знал, как после такого заявления говорить дальше. Что угодно. Любые слова.
Но сдвинуть увязший в безмолвии диалог с мёртвой точки было необходимо. Это уж я знал точно.
- Кажется и наверное? Ведь серен не тайна Ордена, так? Ты сам сказал – все в курсе, все с детства мечтают…
- Не все.
Так. Лицо ещё более каменное. Голос – как остывшая зола на месте давно затоптанного костра. Лучше от моей подачи явно не стало. Но начал-то ты, не я. Значит, придётся идти до конца… или продираться на ощупь, крохотными шажочками по трясинам, как в диком Сердце Лойрена… помнишь?
- Помню, - тихо проронил он.
Я застыл. Ведь вопрос не был задан. Не вслух. Так ты… с каких же это пор мы читаем мысли?
И когда, интересно, ты намеревался меня просветить?
- Сейчас.
На лице изваяния жили только его глаза. Серые, как предгрозовое небо, такие же неспокойные… тучи, летящие стаей сизых встревоженных птиц, рвущиеся в клочки под порывами ветра, тревожные.
- Эффект серен? – я постарался говорить небрежно, разве что с лёгким интересом. – И я смогу так?
- Читать меня? Об этом я не знаю. Из тех книг, что я нашёл, явно этого не следует… лишь предполагается, чисто теоретически, что однажды, когда… точнее, если… слияние достигнет определённой глубины, то различие между эрином и джан почти исчезнет. И оба смогут читать суть друг друга… и оба – отражать боль.
- То есть, неизвестно, дошёл ли кто-то до такой глубины?
Он согласно кивнул.
- А нормальный вариант – это когда читает один? А второй отражает?
Его голова едва заметно склонилась снова.
И этот второй – я. Причём меня ещё и видят насквозь. Чем дальше, тем меньше мне всё это нравилось.
читать дальше
- Нет. Не любые, конечно.
«Конечно»? Не вижу, откуда здесь взяться очевидности. Впрочем, гений у нас ты, смешно ждать, что за тобой угонится обычный средне-бестолковый я.
- Не надо. – Он нахмурился. – Не думай так о себе. Даже в виде иронии. Тут нет ничего очевидного, ты прав. И для меня тоже. Та книга, дневник… она странная. Не как учебники, где всё впрямую: причины, следствия, выводы, обобщения. А тут - ощущения, обрывки сведений, а иногда и не поймёшь, факты это или просто описания снов… и кто вообще пишет, эрин или джан… взгляд на мир меняется. И как-то плавно, незаметно. Не знаю. Не передать.
- Ты очень даже ясно всё передал, - пробормотал я. Осведомлять его, что без этих подробностей – как и без какой-то там серен - я бы с удовольствием обошёлся, явно не стоило.
Его брови сдвинулись сильнее, рот напрягся… как в эллине. Трясины! Чем я думаю?! Зачем я… об этом вообще думаю?
Как мне наловчиться думать понезаметнее?
- Видно, никак. – Энт издал бесцветный смешок. - Насколько я понял, ну и по личному опыту, слышны лишь некоторые мысли и чувства. Те, где есть я. И те, что меня напрямую касаются. Сейчас я слышу - ты же только обо мне думаешь.
Да, как же. Только о тебе? Энт эджейан, я думаю разом о стольких вещах, что они в голове не помещаются. Не льсти себе. Ты в списке даже не первый: с тобой-то мне вроде всё ясно, ты тут, при мне, и в драгоценный свой Орден больше от меня не денешься. Куда важнее другой вопрос: Книга. И Аль, которая в Замке во всеуслышанье сказала, что она – Вэй. И пусть мне кто угодно рассказывает сказки о том, что Замки не в Поле, - не верю. Точнее, я просто знаю, что это не так. Скорее я допущу, что исходящие из Замков импульсы Чар местными Вэй игнорируются… пока сами Рыцари на помощь не позовут. А вот позовут ли они в нашем случае, это вопрос. Хотя если они поверили в историю о влюблённой вейлени и Рыцаре у её ножек… кто же будет тут паниковать и звать на помощь страшную нехорошую Звезду? Да скорее они всем Замком начнут «несчастных влюблённых» от этой Звезды прятать… даже твой, ах прости, не твой уже вовсе Мейджис, и наверняка он - самый первый… ведь ему же надо укреплять авторитет и власть, которые после событий в эллине изрядно пошатнулись, или я ничего не понимаю в устройстве Ордена.
Но что, если наша с Аль общая песня Чар не только услышана, но и опознана? Мы так ничего и не знаем о прошлом Аль. Мы понятия не имеем, была ли та последняя Охота связана со мною. Если искали меня – то узнали моё Кружево наверняка. А тогда… мы тут беззащитны и на виду, с мишенями на груди, причем мишени звучат и светятся, приходи и бери, кто захочет…
- Вряд ли.
Я нервно сглотнул. Трудно принять как данность, что твои размышления кто-то слышит.
- Почему нет?
- Потому что… - он забавно поморщил лоб, как всегда, если сомневался, что может растолковать доходчиво, - если я правильно понял ту книгу, то выходит – пары серен для Звезды как бы не существуют. Невидимы и неслышны.
- Всегда?
- Нет… в моменты гармонии. Если рядом. И держат друг друга… в мыслях, ощущениях. Помнишь, ты сказал, что Поле Каэрина тянет тебя к нему, и велел держать, но не рукой, а чувствами, словами? Здесь похоже. Как я понимаю.
- Моменты гармонии? Так серен можно ослабить? Разомкнуть?
Наверное, в моем голосе прозвучало слишком явное облегчение: Энт снова окаменел.
Трясины!..
Нет, ну не идиот?
Оба… ещё не факт, кто больше!
- Энт, это просто нормальный вопрос. Мне интересно. Я же не собираюсь немедленно кидаться её ослаблять! Всего лишь хочу понять. Разобраться. Звезда угрожает нам, чем дальше, тем сильнее, и мне надо знать вообще всё, что касается Чар… так или иначе. А твоя серен – можешь злиться, спорить, но она тоже Чар. Я это чувствую. Трясины, я точно знаю! Всё, что не от Сумрака, - это Чар. Как ни называй, мелодии Кружев или серен. Какая-то особая Чар связала нас, и если я не пойму, какова её природа и как она ощущается для Звезды – я всех нас подставлю. Даже самой прекрасной песне не всегда время звучать… понимаешь?
Энтис молчит. Делает едва уловимое движение, и ветер задувает волосы ему на лицо, прикрывая от меня глаза. Совершенно случайно, ну да. Это всё ветер. А я, конечно, слепой, не Вэй и вообще не знаю тебя совсем.
Он быстро глянул на меня из-под волос. Интересно, а когда слышишь мысли, то интонации тоже заметны?
- Заметны, - по его губам скользнул призрак усмешки. - Ладно, ладно, ладно. Ты прав. Умом я понимаю... но со мной творится что-то, когда ты спрашиваешь об этом. Мы связаны, и петли затягиваются... Трясины Тьмы!
- Понял, - поспешно заверил я. Меньше всего мне хотелось злить его: уж если обычные вопросы вызывают столько последствий, то что ж я получу, когда он ещё и рассердится?
- Я не злюсь. Не на тебя уж точно.
«Нет? Зато я насчёт себя не уверен... никак не привыкну, что ты читаешь меня».
- Извини. - Он выглядел мрачным и растерянным. - Ничего не могу поделать. Не выходит зажмуриться. Понимаешь, почему я серен не хотел?
Я кивнул, чувствуя себя хуже некуда и отчаянно пытаясь хоть это от него спрятать. Он не хотел - даже с Рыцарем. Чудно, Вил, а ты устроил ему это с Чар-Вэй. Петли затягиваются... так ты ощущаешь себя на привязи? Пленником? А ошейник и ключ - в моих руках?
- Не сочиняй ерунды, - сумрачно бросил он. - Я не в плену у тебя. Тут другое... Знаешь, я бы этим чтением мыслей хоть сейчас с тобой поменялся. Чтобы ты знал правду, а не выдумывал глупости.
«Ну конечно. Я глупый, и все менестрели лжецы, и я не вижу и делаю выводы, а попросту сочиняю».
Он вздохнул.
- Вот. Ну как ты мои слова ухитряешься совсем иначе расслышать? Говорим же на одном языке, а друг друга не можем понять...
- И ты меня тоже?
- Что?
Он сосредоточенно сдвинул брови, не сводя с меня глаз.
- Не можешь понять меня, Энт? Даже читая мысли?
- Лучше прежнего. Надеюсь. - Он повёл плечом и с показной небрежностью отбросил с лица завесу из волос. Я едва сдержался, чтобы не слишком явно сиять от радости. - Но всё равно - не так хорошо, как мне бы хотелось. Не до конца.
Хочу ли я, чтобы кто угодно в мире Сумрака до конца понимал меня? Даже под пыткой я не мог бы честно сказать. Я просто не знал ответа.
- А я хотел бы, - прошептал он. Я не был уверен, говорит он со мною или с самим собой... и о ком именно. Иногда и он становился совсем чужим и непонятным.
«Эрин».
Он едва заметно вздрогнул и посмотрел на меня. Быстрый, неясный взгляд. Удивлён? Почему? Сам же сказал мне, что эрин — значит «странник в глубине», способный видеть суть... узнавать мои мысли. Мысли о тебе...
«Мой эрин».
Это звучало странно. Я понял, что в ближайшее время мне всё-таки предстоит выучиться думать как можно тише.
Джан'нэл... Вилрей Джан Тиин. Я задумчиво переставил буквы придуманного мамой имени. Она знала. Это тянуло на самое абсурдное предположение из всех, что пришли мне в голову в последние дни, и без того переполненные разнообразным абсурдом; и тем не менее, я почти был уверен. Откуда-то, неведомо каким образом моя мама, дочь Ордена и кто ещё — Рыцарь, вейлени? - знала, кем однажды я стану.
И не хотела этого. Она не пришла со мной в Орден. Растить дитя в Замке — или скитаться с ним по суровым зябким дорогам... Она была хрупкой и нежной, и пусть даже прошла выучку Рыцаря — я бы не удивился! - но это не отменяло того, что девушке Ордена на пути менестреля придётся очень непросто. Труднее, быть может, чем кому-то вроде меня... страдающему больше от ударов по гордости, чем от реальных бед, - а она ежечасно видела мир, рвущий в клочки её веру в добро, свет и истинность Заповедей...
Но всё-таки не желала мне участи Рыцаря. Это выглядело так нелогично и смущающе — с момента, как я узнал, кто она, и до сего дня. Причины просто не было. Никакой. Выдуманная ею сказка о моём сходстве с отцом не выдерживала не то что пристального, но даже и мимолётного взгляда — какая мать по доброй воле толкнёт сына на путь, погубивший её любимого? Одну часть семьи потеряла — не по своей вине, а по его же упрямству и глупости! - так должна была втрое сильнее беречь другую! А самый лёгкий способ уберечь — всего-то вернуться домой. В Орден. Впечатляющее возвращение Энта не в счёт, уж её бы приняли без единого хмурого взгляда и упрёка, ведь она-то не мальчишка-отступник, пославший в трясины кучу правил рыцарского этикета и парочку Заповедей, — она прекрасный цветок, подхваченный вихрем любви. Уж настолько-то я знал мужчин Тефриана — и те, что водятся в Ордене, тут не исключение.
«Понимая всё, принимая всецело, прощая». Трясины. Мне не хотелось, чтобы Энт так меня «принимал». Хотя по сути, всегда именно так оно и было — а сколько сам я себя ругал, что поступаю с ним, как скотина последняя, сдвинутая на утверждении власти над тем, кто почему-то слабее и отбиться не может... Но ведь мог, иногда он и делал это, очень даже умело и решительно приводя меня в чувство... он не был покорным, он не был безвольной жертвой. Не ведомый — лидер... и победитель. Как он сказал тогда: «Я был уверен, что эт'серен мне не стать никогда. Не мог представить, что кого-то сумею вот так глубоко впустить, отдаться настолько. Тот, кем я считал себя, на такие чувства не был способен».
Доверие. Вот оно и всплывает снова... и снова. Как всегда — с первой встречи. Не сильно же я с тех пор изменился, если вопрос всё ещё не закрыт. Я вообще когда-нибудь повзрослею? Вейлин! А ведь он говорил мне: ты сильнее, чем сам себе позволяешь, осталось себе довериться. И прав был абсолютно. Доверие... к себе, к нему, ко всему миру... прочно же мама в меня вбила, что доверяться опасно. Могла ли она и это сделать со мной нарочно? Или уж так получилось против её желания... в конце концов, вряд ли в её планы входило умирать.
- А если её вообще разорвать? Эту серен?
У него поднимаются брови. А потом глаза становятся... далёкими. Как в эллине. И я внезапно с совершенной ясностью понимаю, что это значит: тебе больно, по-настоящему, на пределе того, что ты способен вынести и выжить, - и тогда ты уходишь. Прячешься в себя, вглубь, сбегаешь от боли.
От меня.
Мило. И как я должен разбираться, если ты меня оставляешь? Так и станем любого вопроса пугаться?
- Насколько я знаю. Её нельзя разорвать. И дальше жить.
- Ясно.
- Когда один из серен умирает — второй умрёт тоже. Не обязательно сразу, но скоро... Папа два года протянул. Кажется, это уже очень много. Но он вообще был особенным.
- Твой папа?!
День сюрпризов продолжается. Хотя чему я удивляюсь.
- Он эрин?
Энт слабо повёл плечом.
- Думаю, да. Похоже. Этот момент — кто есть кто — не очень на слуху. Рыцарям сложно открываться.
«А ты открываешься мне. Давно. С первых дней. А я чем платил — тыкал тебя носом в грязь при всяком случае? Энтис, и ты ещё извинялся за серен. Мне бы извиняться надо... с кем ты в это ввязался!»
- И он... твой отец... просто умер? Как заснул? - говорить мне было трудно. Я бы даже обрадовался, если бы ты меня заткнул. Но раз уж сам о нём заговорил — значит, хочешь и моих слов. Знаю я тебя.
- Заснул, да. На мече.
Я впал в ступор. Просто смотрел на него, и наверное, способным на умственные усилия никак не выглядел.
Я прекрасно помнил нашу давнюю беседу о том, что значит «уснуть на мече». И что я нёс тогда... смерть от своей руки — для слабаков, а коли ты человек, а не тряпка, так хоть вой от боли, а удержись... это я-то — уже парочку раз вполне созревший для реки или верёвки и ветки повыше... А Энт слушал и только морщился едва заметно — как вот теперь, когда я спросил про разрыв серен...
- Я же не знал. - Горло сдавило так, словно та верёвка уже была на нём и вот-вот грозила затянуться. - И это были только слова... напоказ...
Он кивнул.
- Ты ещё тогда объяснил. Я понимаю. Не думай об этом.
- Я не могу не думать.
Мы помолчали.
Нет, ну как ты это представляешь — вывалить на меня историю о том, что отец твой был таким же, как вроде и мы сейчас, и убил себя, неведомо как потеряв своего эт'серен, - и я об этом думать не должен? Я камень, по-твоему, или всё-таки живой?
- Не своего. Свою.
Я озадаченно ждал продолжения.
- Я думал, все эти годы... что у папы была серен с Мейджисом. Потому и считал его... вроде отца. И спорить не мог... ведь если он эт'серен папы, то он истинно светлый, понимаешь... чище других. Выше.
- Так ты знал, выходит? Про серен у отца. А говоришь — не на слуху?
- Ну, прямо-то мне никто не рассказывал, никто ведь и не знает такое наверняка... кроме эт'серен. Но я рос среди слухов о том, что у Лорда Крис-Талена она была. А в Замке слухи из ничего не берутся. Я и не сомневался... ты понял бы, если бы его знал... он был необыкновенный, и правда истинный свет... - Энт вздохнул, едва ли не впервые не пряча от меня глаза, когда в них явно блестели слёзы. - Я только никак не мог понять — отчего Мейджис не тоскует о нём... как я тосковал. Мне хотелось с ним быть, ну, почаще... это же значило — быть ближе к папе, хоть его и нет. Серен сливает две души воедино. Я всё время искал в Мейджисе душу папы. Высматривал. И не мог себе простить, что я такой слепой и бесчувственный - не вижу... Мне казалось, он тоже ощущает это. И потому меня отстраняет. Потому что я не способен узнать тень Чар собственного отца. Какой тут свет и белоснежность — безмерно далеко от света...
Слышишь меня? Ну, получай: я ненавижу твоего чертова Мейджиса. Я почти готов возненавидеть весь Замок Эврил – за то, что в нём такую тварь выбрали Лордом Трона. После твоего отца. Который «был необыкновенный и истинный свет».
- Мейджис не мой, - резко уточнил Энтис.
С непривычки эти его ответы на мои невысказанные мысли здорово смущали. Я никак не мог понять – нравится мне или раздражает.
- Не твой? – я не хотел быть едким, но трясины, так само получилось! – Эт’серен твоего отца? Ха.
- А он не эт’серен моего отца.
- А кто же тогда?
Я что-то явно упускал: Энт не только с виду, но и на уровне Кружева Чар ощущался совершенно спокойным. Обычно на мои подначки он реагировал, да ещё как… воздух только что не искрился.
- Узнаешь. Но у него не было серен с папой. И он годами ловил все эти слухи – знал, что слышу и я, – и ни разу мне не сказал, что это неправда. И этот… человек… ещё смел мне говорить о нарушении Заповедей. Дурак я был, что купился… и эллин… Дурак.
- Дурак, - согласился я. – Какое счастье. До тебя дошло. Я просто готов рыдать от восторга. Смею ли я надеяться, что больше ты не попрёшься в эллин, едва очередной знаток Заповедей сообщит, что ты их, по его мнению, нарушил?
Он отмахнулся, как от чего-то незначительного и слегка досадного.
- Я же обещал тебе. И потом, эт’серен не ищут искуплений. Они – сама истина, выше запретов и правил. Они не совершают того, за чем следуют вина и сожаления. Серен – ослепительно сияющий свет… Эллин в прошлом.
- Звучит устрашающе, - пробормотал я. Причём абсолютно всерьёз. Шутить как-то расхотелось.
- Да это совсем не то! Отчего сразу «твори что хочешь, любую мерзость»? Серен уже и означает, что эти двое поднялись, перешли черту… ну ты же Вэй – поймай мои мысли, Вэй ведь чувствуют суть!
- Я чувствую, как ты насчёт Мейджиса успокоился, - вырвалось у меня. – Это как… конец бури.
- Ну да, – он впервые за все дни после Замка почти улыбнулся. – Конец урагана ночью холодной зимы.
- Ты же не доверял ему! - наверное, из-за этой его улыбки я и не сдержался, и зря, ну что тут обсуждать ещё... и всё же заткнуться не удалось. - И не догадался, что ничего у них с твоим отцом не было?
- Дружба была вроде, - с запинкой возразил Энт. - Так все считали. А сейчас я и насчёт дружбы сомневаюсь. Вот если бы я умер, допустим, год назад, и остался бы кто-то, кого я любил, - ты бы попробовал полюбить его тоже? Не стал бы отодвигать?
У меня перехватило дыхание. Вдруг. Сердце забилось как-то слишком медленно, тяжёлыми редкими ударами. Все мои чувства Вэй буквально взвыли об опасности, близкой, смертельной... а я вообще ничего не понимал. Смотрел на него сквозь непонятный вязкий туман и почти не видел, и по-настоящему реальным было только «Если бы я умер». Если. Когда. Когда-нибудь. Скоро... всё равно будет чересчур скоро... и мир закончится. И оставшиеся несколько часов - или минут - я буду только искать наиболее быстрый путь в Мерцание. Из Сумрака, где без него мне останется только этот туман, эти вязкие глухие удары, тоска, сводящая с ума скорее, чем любая телесная боль.
О чём я - когда ты умрёшь, серен отразит... и усилит. Как хорошо. Как потрясающе здорово. Долго терпеть эту жуть мне не придётся.
- Вил!
Как хорошо, хорошо, как... хо-ро-шо...
- Вил.
Глаза - совсем рядом. Взгляд на взгляд. Серые. Небо в летящих птицах... летящих тучах... глубина тёмных озёр. Моя глубина. Ты - мой. Мой эрин. Эджейан. Вечность.
- Вил, дыши, а?
А я не дышу? Как... интересно.
- Ты спрашивал, что если серен ослабить. Сам хотел. Я просто... исполнил желание. Отражённое... Но я... нет, Вил, не надо, смотри на меня, только смотри и не думай о глубине!.. я не пробовал не подчиниться в этот раз. Я просто её сжал... в точку. Нашу серен. Река ведь течёт откуда-то. Слушай меня! И не ускользай! Я шагнул назад, к истоку реки. Прости меня. Ну прости. Слова бы не убедили. Я мог только показать.
Серый взгляд - ближе и ближе. Меняющий цвет, мерцающий... тёмный. Как та глубина, что меня... зовёт. И уносит. Родник - и пропасть без дна... отличное сочетание! Там тихо. Легко. Не больно.
Из-под светлых, слепяще светлых волос - оглушительно тёмным. И багряное на губах... цвета кленовых листьев. Цвет пламени. Смерти. Твоей... разделённой. Две Тени Чар станут одной в Мерцании Изначальном. К истокам? Показать мне? И медленно, беззвучно теперь умирать... обманывая себя, в обход всех ваших правил, внушая себе, что боли нет наяву, что всё это не взаправду... Вот как ты умеешь. А я не знал. А в эллине ты... всё же не сумел так... не сумел солгать мне, укрыть от меня свою боль. Позволил отразить - и забрать. Хоть часть. А теперь запрещаешь... я твой джан'нэл - а ты не пускаешь меня?
Ты смеешь меня не пускать?!
- Успокойся, ну пожалуйста. - Его руки на моих плечах почти незаметно дрожат. И темнота во взгляде не отступает. Но теперь я знаю... и открываю дверь сам. И всё взрывается болью. Шею сдавливает невидимый обруч из стали, шипов и огня. Шаг назад, Энтис? К истоку? Снова в миг, когда невозможность коснуться губами этой воды убивала тебя?
Мне пришлось подхватить его, или он упал бы. Впрочем, сильно это не помогло, поскольку упал я сам, но он хотя бы стукнулся не об землю или корень, а оказался лежащим на мне. Без сознания. И такой холодный, словно уже началась зима, а он решил пройтись без одежды. Я невпопад вспомнил наш первый урок танцев с мечом – когда он спокойно купался в ледяной воде и потом занимался со мною без рубашки и босиком, а я трясся от холода и боялся поводка… И считал, что он бьёт меня, чтобы наказать. Унизить. Я всегда боялся боли куда меньше, чем унижения. Гордость. А теперь этот союз, эта серен, неразывная нить между нами… какой подарок для моей гордости. Он не в плену, сам сказал, - но поводок-то на нём. И это я решаю, когда дёрнуть и затянуть. Если быть честным, я решал и прежде, мне не в новинку ему приказывать – но кажется, теперь он не может запросто отказаться. «Я просто исполнил желание. Но на этот раз я не пробовал не подчиниться».
А в предыдущие разы – пробовал? И когда это было? И чем для тебя закончилось?.. и почему я не знал?!
В голове всё плыло. Мне стоило огромного труда мыслить ясно, не проваливаясь в глубокую, зовущую, прохладную темноту. Глаза я прикрыл: смотреть было больно. На периферии зрения посверкивал образ цепи: врастающей прямо в плоть, от его горла к кисти моей левой руки, обвивая несколько раз, и потом – проползая под кожей прямо в сердце. И дальше, вглубь… пронзая не только тела, но и Кружево, прошивая его новым, прекрасным и внушающим ужас узором. Моё Кружево. И его. Цепь была живая, пульсировала ледяным серебром, щетинилась остриями шипов. И все они направлены были в него. Часть уже в него воткнулась, и глубокие раны казались чёрными росчерками пера на слишком белой незащищённой груди.
«Очнись. Я здесь, я с тобой. Твой родник, смывающий боль, дарящий успокоение… и тепло. Мы вместе.
Прости. Я больше не попробую тебя отдалить».
Он слабо пошевельнулся. Вообще его близость была даже приятной… если бы я не чувствовал его боль.
- Ты цел?
- Да, - шепнул я. – Энт, извини.
- Ничего. Нормально.
Тем не менее, встать он попробовал далеко не сразу. И я прекрасно видел, каких это стоило усилий. Нормально, Энт. Ага. Кому другому это рассказывай.
Он протянул мне руку и поднял, и ещё несколько минут мы стояли, уткнувшись друг в друга, тяжело дыша и пытаясь привыкнуть к мысли, что можно расслабиться, уверовать в способность стоять самостоятельно и расцепиться. Во всяком случае, я в этом здорово сомневался.
А ещё мне было просто уютно с ним. Раньше я не признался бы ни за что – даже себе. Просто хорошо. Так, как надо. Правильно. Уютно.
Его рука стиснута моей, другая обнимает меня. Я мог бы с лёгкостью подтолкнуть его… к чему? Поднять лицо. Я вырос. А он почти нет, и мы одного роста, почти. Моя щека и пряди его волос. Мои губы – и его. Это было бы… интересно. Он не отклонился бы. Не смог. Даже если захотел бы.
«Я бы не захотел».
Как я… его?.. он же сказал, это его прерогатива – подслушивать мои мысли, а я такого никогда не умел… или не пытался? Если наглухо заперт сам, не прочтёшь другого… нет? Откуда я взял это?
«Вэй вдыхают цвет завитков Кружев, их слух ловит оттенки мелодий Чар…»
Души Вэй кружатся в танце в потоках Мерцания под неслышные и немыслимо чудные звуки мелодий…
Моя душа кружится вместе с твоей – навечно. И нет её – моей. Есть – наша. Одна на двоих. Одно Кружево, и два слуха ловят обертоны мелодий, и двое поют, одним общим голосом выплетая узоры. Нас.
«Две тени Чар станут одной в Мерцании Изначальном».
Чья это мысль? Не знаю. Неважно. Наше Кружево мерцает, искрясь, переливаясь… поёт. Наши сердца в едином ритме, наши дыхания сливаются, твоими ли глазами я вижу этот мир, нет ли – и Сумрак ли вижу, или я – мы – давно уже за пределами зримого, высоко, неназываемо… нас обнимает Мерцание. Твои руки обнимают меня. Чьи-то губы словно горят, пьют общий наш воздух, как жидкое летящее пламя… касаясь. Делясь каждым глотком, каждым мгновением, каждым вдохом. Жарко. Больно. Неотрывно.
Прекрасно.
Не отпущу.
«Всегда».
О, ради Мерцания.
Мой.
Мой эрин. Эджейан, ми тайфин - мой брат, полуночная звезда… путник во тьме. Ведущий к свету. Мой.
«Ми джан…» - на пределе слуха, трепетом губ, я едва могу поймать, потому что твои губы не в силах ещё и говорить сейчас, остро и пламенно – нежность, укус, отдаю или требую… ты мой огонь. Я твоя песня.
Я не знал, как оказалось, что мы не стоим уже, а сидим на влажной росистой траве, прислонясь к стволу; моя голова лежит на его плече, пальцы сплетены так, что больно… и ещё больнее даже представить, что мы разнимем их. Что он больше не станет держать меня.
«Не бойся».
Так ты не только читаешь меня, но и сам мне открываешься?
«Сейчас да. Мы в гармонии. Я отражаю тебя, я это ты… без тебя нет меня».
Возьми. Будь… ты должен быть… собою. Владей, я отдаю, слышишь. Отдаю всё целиком. Ничего – без тебя.
«Ми джан, нельзя взять часть себя, забрать свою душу, своё сердце… ты дышишь мною. Я твой воздух».
Я – твой воздух…
Та серебристо-алая цепь между нами всё ещё виделась мне, бледной изящной вязью звеньев скользя по моей руке – и твоей груди, захлёстываясь вокруг тебя, спиралью поднимаясь к горлу и обнимая шею причудливым подобием ожерелья. Шипы пропали, но я знал, они здесь. Они просто вонзились полностью.
В тебя. Вот что твоя серен – пронзающие тебя острия цвета льда… цвета крови… цвета пламени.
- Я не боюсь, - тихонько проронил он. Его рот щекотал моё ухо. А мой был закрыт прядями его волос.
А я боюсь, Энтис. Прости, смейся, я трус, всегда был трусом… безумно боюсь за тебя. Жизнь моя давно танец на грани, на волоске над пропастью, и я всегда спасался одной мыслью: если, нет, когда я сорвусь, ты вернёшься в Орден. Я всегда утешал себя тем, что тебе есть куда вернуться. И эту боль ты переживёшь, не для себя, так для Альвин, и не сразу, но всё пройдёт, я не стану смертельной потерей, твоим сном на мече…
- Дурак, - он чуть слышно усмехнулся. Меня прожгло насквозь смесью иронии и горечи, как вылитым на рану соком неситы.
Эджейан, я никогда не хотел тебе эллина. Одиночества, обнажённости – души, если не тела, невидимого и нерушимого барьера, что отсекает тебя от друзей, дома, от тепла… а ты упорно шёл туда – шёл за мной.
- Мой дом там, где ты.
От моего тающего самообладания остались жалкие клочки дыма, сметаемые порывами грозового ветра. Я сам мог растаять, потеряться… я рывком запрокинул лицо, ощущая едва ли не боль от того, что светлые невесомые пряди больше не касаются кожи, и почти вцепился в него отчаянным злым поцелуем. Я не знал, что и зачем творю. Не знал, откуда это бешенство, эта безнадёжность… и потребность ранить… и спасти. И если даже оттолкнуть для этого, ударить, растерзать - его, или самого себя, или весь мир Сумрака - да. О да...
«Паря над вершиной…»
Я улавливаю мысль, точнее, образ, а впрочем, не знаю. Ты отвечаешь на мой ненормальный поцелуй, и это швыряет меня на исчезающе хрупкую грань рассудка. Я в ужасе. Я злюсь. Я готов в голос кричать от восторга.
«Не бойся. И не пытайся сдержаться. И вообще – не пытайся. В трясины твой вэйский самоконтроль».
И я обнаруживаю, что даже мысленно могу зажать ему рот – подобием прикосновения, ласки, но на уровне Кружев, и там это настолько иначе… настолько сильней. А он с такой готовностью кидается мне отвечать, без тени протеста, без намёка на фальшь, на подчинение против воли, игру в поддавки, которую я ненавижу… на всё, что для меня означает эллин.
«Не так. Эллин – это свобода на время лишиться свободы. Выбор загнать себя туда, где нет места выбору».
Маразм. И самообман. Из разряда «расслабься и получай удовольствие». Я подобное проходил, спасибо.
И всё это время моя ожившая, неподконтрольная мне мелодия Чар льнёт к твоей, проникает, вбирает. Я не осознаю, делают ли то же мои руки и губы, чем занимаются наши тела, да мне и наплевать. Кружева мерцают. Переливаясь, звеня, сливаются в неистовом странном танце; поют, и песня безумно, убийственно прекрасна.